И тогда её сердце подпрыгнуло до самого горла, угрожая разорваться от инфаркта.
Кто-то стоял на пожарной лестнице. Внушительных размеров силуэт загораживал лунный свет. Она вскочила и села на кровати, думая, что это забрался Грант, решив добраться до её окна. Но там стоял Маркус.
Пенни уставилась на него сквозь стекло. Он сделал жест говорящий впустить его и выглядел настолько деспотичным, как бы говоря: «Открой, или я всё разобью». Она покачала головой, делая ответный жест, как бы отвечая: «Проваливай». Тогда Маркус просунул два пальца вдоль корпуса рамы, несколько мгновений повозился и поднял оконную раму.
Пенни замерла, открыв от удивления рот.
— Надеюсь, Грант хуже меня умеет вскрывать замки, — сказал он, перелезая через подоконник и безнаказанно входя в комнату.
— Убирайся с глаз моих, я хочу попытаться уснуть и чтобы меня не вырвало на подушку, — фамильярно ответила ему, выше натягивая на себя простынь. Как будто это было необходимо: она была одета в пижаму, которой позавидовала бы даже монахиня.
Маркус остался на месте, и комната Пенни стала казаться совсем маленькой из-за его монументальной фигуры.
— Что случилось? Ты шокирована? Ты не трахаешься много, правда?
«
— Достаточно, — соврала она, — но не с едва знакомыми людьми, и таким свинским способом. Вы стояли практически посредине свалки.
— В любом месте хорошо, когда тебе захочется. Особенно с едва знакомыми цыпочками. По крайней мере, они ни на что не претендуют. Наслаждаются и сваливают на хрен.
— Ты всегда это делаешь в переулках? Никогда, ну я не знаю, может, в постели?
— В постели всегда есть риск, что тебя попросят остаться на всю ночь. В переулках нет.
— Ну, ты счастлив.
— В восторге. А кстати, что ты делала на задворках клуба? Шпионила за мной? Тебе понравилось то, что ты видела?
— Я ничего не видела!
Маркус бросил на неё язвительный взгляд.
— Ты видела всё. Ты уставилась на меня, глазела с большой настойчивостью.
— Более того, я была парализована. Знаешь, когда видишь что-то ужасное и не можешь пошевелиться от страха?
— Ты маленькая лживая сучка. Но это не имеет значения. Конечно, ты быстро бегаешь, да? За время, что я потратил, чтобы привести себя в порядок и выйти на улицу, ты пропала. Разве мы не договаривались? Зачем ты пришла сегодня? Твой Грант навестил тебя вновь?
— Нет, я хотела... я хотела тебе кое-что предложить. То, что позволит тебе заработать дополнительные деньги. Но я передумала, так что это не имеет значения. Ты можешь уйти.
— Да нет, теперь ты всё мне расскажешь. Когда дело касается денег, я становлюсь очень любопытным.
Пенни опустила взгляд. Маркус сел на кровать и повернулся, чтобы закурить. Она его остановила.
— Нет, не в доме. Бабушке не нравиться.
Он подошёл к окну и сел верхом на подоконник, свесив одну ногу в комнату, а другую на лестницу. Всё равно закурил, и послал дым наружу. Пенни задумалась на мгновение, сказать или не сказать, но потом воспоминание о Ребекке заставило её капитулировать. Она рассказала ему всё, говоря вполголоса.
Маркус расхохотался.
— И ты хочешь, чтобы я притворился твоим женихом? Тебе кажется, что я похож на жениха?
— Ты выглядишь дикарем и ублюдком, но сексуален, а этого для меня достаточно. Если я их не расстрою тем, что я богаче, или красивее, то сделаю так, чтобы они сдохли от зависти, потому что я с мужчиной, которого все хотели бы трахнуть.
Пенни поздно осознала, что была слишком откровенной. Маркус уставился на неё с улыбкой негодяя.
— Я должен принять это как комплимент?
— Ну, я не знаю, если ты принимаешь за комплимент, когда о тебе говорят как о парне, привлекающем большее внимание к своему члену, чем к своему уму, тогда да – это комплимент. А теперь, уходи.
— Значит, ты больше не хочешь поиздеваться над своими друзьями?
— Они не друзья, а мудаки.
— Сколько ты готова заплатить?
— Двести пятьдесят долларов.
—Только за один вечер?
— Да.
— Кругленькая сумма. Где ты её нашла?
— Это моё дело.
— Я хочу это знать. Может быть это ворованные деньги, и я вновь закончу в тюрьме за отмывание денег.
— Я их честно заработала. Сегодня ночью я обалденно поработала ротиком для одного полного денег и зацикленного на девочках, выглядящих как наивные дурочки, и он мне заплатил наличкой.
Маркус замер с зажатой между губами сигаретой.
— Не говори дерьмо, — пробормотал он.
— Ты можешь делать всякую хрень, а я нет?
— Хватит.
— И почему? До тех пор, пока ты меня провоцируешь и ставишь в неловкое положение, тебя всё устраивает, а я не могу играть так же?
— Играешь неправильно. Я тебе не советую говорить это дерьмо вслух. Я поступаю правильно, но другой, подстрекаемый таким образом, засадит тебе за две с половиной секунды.
— А тебе даже в голову такое не приходит.
— Мне приходит и ещё как. Но я умею себя контролировать. Итак, что мы будем делать?
— Что мы будем делать? Да ничего мы не будем делать!
— Я говорил про тех мудаков.
— Ах… про них. Я... я не знаю.
— Что мы должны делать на этой вечеринке?
— Ничего особенного. Ты только должен сделать вид, что готов целовать землю, по которой я хожу.