Это было в связи со сменой верховной власти в Союзе, когда главой государства после смерти Лёни Брежнева стал Юра Андропов. Вместе с этим началась и очередная перестановка людей или "очередная перестановка кадров" в различных эшелонах власти в государстве, как говорится, сверху и до низу. Коммунистический режим имел огромный опыт таких "перестановок". Как и следовало ожидать, одних чиновников "сажали", а других "ставили" на место "посаженных".
Таким образом, зэковский "автомат" Игоря, настроенный на охрану любимой от любых неприятностей, быстро перестроился на то, чтобы никто, и ни в коем случае не мог бы даже и подумать о том, какие отношения есть у него со Светланой. Эмоции любви не должны быть свойственны зэку, они могут быть свойственны лишь "вольному" человеку, да и то не в зоне, а "на воле". Теперь Игорь всегда, не задумываясь над этим, имел при посторонних у себя на лице маску без эмоций, которая и обязана быть у любого совейского зэка в зоне.
Светлана теперь почти каждый день приносила на работу в зону "рыжьё". Она радостно говорила Игорю, что получила очередной заказ, и это так помогает ей, потому что её дети подрастают, и деньги сейчас просто необходимы как воздух. И они с Игорем спокойно, при открытых дверях кабинета, часто делали золотые коронки, зубы и мосты для вольных клиентов Светланы. Теперь два маленьких зеркала заднего вида из трёх, стоявших напротив рабочего места Светланы, были повёрнуты так, чтобы Игорь мог видеть всё, что происходит у него за спиной.
Игорь знал, что если, не дай бог, обнаружат, что Светлана занимается в зоне изделиями из рыжего металла, то это грозит ей уже уголовным преследованием. И Игорь решил, что если таковое произойдёт, то он будет брать всю вину на себя. Мол, это он втёрся в доверие к Светлане, чтобы начать заниматься этим подпольным делом для зэков. Мол, он и не думал, что металл "рыжий", думал обычная рандоль. А Светлана об этом вообще ничего не знала.
За одну-две рыжих коронки, которые и могли лишь "засветиться" в таком деле, если он вовремя не сможет их "спулить" (незаметно избавиться от них), чтобы их и найти не смогли бы, много ему не накинут. Самое большее, лет пять. А если дело хорошенько запутать, то можно "скостить" (сократить) и до трояка. А если удастся устроить беготню из больнички, и незаметно спулить "рыжьё" в зоне, то можно отделаться и одним ШИЗО.
"Автомат" Игоря не позволил бы ему лишний раз дёрнуться при внезапном появлении у него за спиной кого-либо, когда он был занят работой с рыжим металлом. Игорь спокойно, обычными при работе движениями, прятал "рыжьё" в складки куска грязного полотенца, валявшегося на столе для вытирания об него грязных деталей и грязных от работы рук, а в его руках было уже обычное зубопротезное изделие из нержавеющей стали, для его обработки.
Утром, как и прежде, Игорь заходил в кабинет Светланы лишь после того, как он постучит в дверь и услышит знакомое "войдите". Входя, он, как и прежде говорил громкое "здравствуйте, Светлана Ивановна", и только после того, как закрывал за собой дверь, он мог тихо поздороваться со своей любимой. Как правило, это происходило на пятачке, между раковиной умывальника и шкафом-сервантом, где хранились гипс и банки с кислотами.
Это место было безопасно тем, что входная дверь открывалась вовнутрь, и упиралась в этот шкаф-сервант, не открываясь полностью и заслоняя собой видимость этого места для входящего в кабинет. И в этом месте Игорь со Светланой могли и обняться, и тихо поздороваться, и тихо сказать друг другу несколько тёплых слов. На всё это уходило, как правило, три - пять минут.
Но эти минуты были для Игоря несравненно дороги тем, что их приходилось ждать весь вечер, после того, как он по окончании рабочего дня провожал Светлану из больнички, и всю ночь, и утро, до того, как он вновь войдёт в её кабинет. Были ещё и короткие минуты после обеда и в конце рабочего дня, которые Игорь затем вспоминал весь вечер и часть ночи, пока не засыпал в своей больничной палате.
Все эти первые дни, после их признания в любви, в душе и в сознании Игоря происходили глубокие изменения. Первое время ему хотелось безмерно радоваться своему счастью, но зэковский "автомат" чётко запрещал ему проявлять свои эмоции и именно на своём лице. В груди же Игоря поселилась какая-то сладкая, не затихающая боль счастья, которое нужно скрывать ото всех, кроме любимой. Но и со Светланой, лишь редкие минуты доставались ему для того, чтобы тихо, с осторожностью и как бы украдкой, дарить своей любимой хотя бы маленький кусочек из того огромного, светлого, чистого и искреннего, что и называется любовью.