Читаем QUINX, или Рассказ Потрошителя полностью

— В данный момент я беру на себя роль мужчины, подавляю тебя, чуть ли не кастрирую, но все это только ради того, чтобы ты ответил мне всем своим существом. Понимаешь, ты все еще не отошел от шока, полученного из-за взрыва, ты все еще мысленно съеживаешься, словно ты боишься, как бы твоему искалеченному телу не причинили боль. Но мне-то известно, что рана залечена, и если тебе еще не даются кое-какие движения, это не значит, будто тебя опять подстерегает боль. Тебе все доступно, и нечего раздумывать и сомневаться. Этой ночью я в первый раз почувствовала, что ты контролируешь себя. Сабина права, мы приближаемся к обоюдному контролю над нашими ощущениями.

Но он-то знал, что благодарить за эту любовную науку надо прежде всего Аффада.

CAT: Ну да, тут нужно действовать осмотрительно, без сноровки и хлеб не испечешь! Постепенно овладевая искусством амнезии оргазма, расширяя его ареал в сознании, мы прибавляем осмысленности в глазах будущего младенца. Добровольным расширением сознания вы постепенно совершенствуете свою смерть, ту смерть, которую он унаследует от вас. Стоит вам все это осознать и действовать соответственно, и вскоре вы поймете, что стресс исчез, как и все сомнения. Вы сразу станете тем, кто вы есть на самом деле, и все благодаря ей, а она тоже обретет себя, благодаря вам! Однако констатация ваших чувственных побед не должна звучать как constatation de gendarme,[144] или Сатклиффу придется восстанавливать баланс в записных книжках, которые, возможно, когда-нибудь унаследует Трэш. Все эти жалкие возгласы восхищения, клише страсти! (После близости продемонстрируйте ему свое удивление — это мой совет молоденьким невестам.)

Но как можно не восхищаться золотистым телом Констанс, припорошенным пылью с арены для боя быков и забрызганным золотыми веснушками?


Прелестна, словно юная тигрица,

Одна стоит под жаркими лучами,

Как кошка в течке, от желанья злая,

От пламени в крови почти больная.

Веснушек россыпь золотом искрится…


БЛЭН: Почему это у смерти должна быть монополия, а? // faut peaufiner la r'ealit'e, faut bricoler dans l'imm'ediat![145] Зачем оставаться жертвой грубых желаний? Что же до любви, как своего рода военного искусства, то вам следует прочитать мое новое исследование личности Клеопатры, тогда узнаете о ее тайных уловках. Она умащала груди перед близостью, а Антоний покрывал медом свой боевой инструмент! Нежное прикосновение языка — такая напасть, как истерия, не может быть результатом страстных, бесстыдных поцелуев соперничающих мужчины и женщины. Новые любовники стали философами и не уступают друг другу в одиночестве, которое они внушают. Невероятная печаль становится все богаче, а любовь, похоже, ничего не получает. Происходит нечто прежде не виданное!

Эти философские соображения звучат крайне поучительно, и, честное слово, многие из них могли бы безнадежно испортить любовную близость в полной неги ночи под звуки джаза, долетающие из-за подсвеченных деревьев. К чему тут мудрствованья? Неужели нельзя ограничиться нежными, будоражащими, немудреными плотскими ласками? О той замечательной девушке, которую Блэнфорд сам придумал, он написал в книге: «Мужья пытались окольцевать ее, словно дикого лебедя, а она послушна лишь закону тяготения, переменам времен года, она летит то на север, то на юг по зову крови, избегая хоженых дорог и оседлых мужчин. Я всегда отыскивал ее в пустынных местах, рожденную морским приливом, одинокую, мою возлюбленную и мою подругу, само совершенство. По вечерам при свете одной свечи мы едим оливки и пьем холодное вино».

БЛЭН: Когда Сатклифф родился, было время дурных предзнаменований. Мой врач сказал: «Он наверняка умрет молодым, потому что напрочь лишен чувства юмора». Однако его французская нянька (муза?) наклонилась над его кроваткой и прошептала: «Они все принесли подарки, кто шпоры, кто колыбельку, Зевс — выжималку для чеснока, Венера — зажим для крайней плоти из чистого золота, предвещающий любовь без помех. А теперь представь: белая грудка цыпленка, пропитанная ароматом черных трюфелей, разрисованная их кусочками, как брюшко форели; горшок с черными ароматными оливками, плотно уложенными и любующимися собственным густым темно-золотистым маслом, p^at'e de foie gras.[146] Признайтесь, дорогой, у вас уже эрекция!» D'emon du Midi[147] схватил его за волосы и избавил от воскресной участи.[148]


Перейти на страницу:

Похожие книги