R.A.T

— …мы находим в «Законах» учение о человеке как о какой-то бессловесной и бездушной кукле в руках богов или как о какой-то игрушке. Поскольку это учение содержится в таких местах диалога, которые очень удалены друг от друга, его отнюдь нельзя считать случайным или только какой-то поэтической метафорой. В указанных текстах эти бездушные и инертные куклы приводятся в движение божественными нитями или шнурами. Дернет бог за одну такую струну — человек погружается в море страстей и пороков; дернет бог за другую нить — человек становится добрым, благим, деятельным и высоконравственным. Самая лучшая нить, говорит Платон, — это нить рассудка. Она златая и самая тонкая. Она и ведет нас к благу. Нам представляется, что Платон хочет привести здесь дполнительные доводы в обоснование своего абсолютистского строя и деспотизма. Отдельный человек до того ничтожен, беспомощени и слабосилен, что сам он даже и не может действовать, а действует только по приказанию свыше.

…представим себе, что мы, живые существа, — это чудесные куклы богов, сделанные ими либо для забавы, либо с какой-то серьезной целью: ведь это нам неизвестно; но мы знаем, что внутренние наши состояния… точно шнурки или нити, тянут и влекут нас каждое в свою сторону и, так как они противоположны, увлекают нас к противоположным действиям, что и служит разграничением добродетели и порока. Согласно рассуждению Платона, каждый должен следовать только одному из влечений, ни в чем от него не отклоняясь и не оказывая противодействия остальным нитям, а это и есть златое и священное руководство разума. Остальные нити — железные и грубые; только эта нить нежна, хотя она и златая, остальные же подобны различным видам. Следует постоянно помогать прекраснейшему руководству разума. Ибо разум, будучи прекрасен, кроток и чужд насилия, нуждается в помощниках при своем руководстве, так, чтобы в нас золотой род побеждал остальные роды…

Здесь мне уже не хватило мозгов, чтобы вычленить пропаганду Друга. С одной стороны, можно было расценить сказанное, как оправдение его власти над неспособными управлять собой людьми, с другой — здесь говорилось о том, как безвольная кукла может нащупать собственную путеводную нить и обрести внутреннюю свободу.

Я так глубоко задумался, что почти упустил, как Дзета встал и направился к выходу.

— Дзета! — негромко окликнул я.

Он обернулся и изменился в лице. Не говоря ни слова поманил за собой. Мы поднялись на второй этаж по винтовой лестнице и закрылись в небольшой комнатушке, заваленной книгами — разумеется, новыми изданиями, написанными Другом. В этой комнатушке было шумно, так как за стеной находился вентиляционный узел, через который шли огромные массы воздуха на охлаждение серверов штаб-квартиры ДБ. Расслышать здесь что-то было проблематично, поэтому мы общались шепотом на ухо.

Я рассказал ему, что со мной случилось и что лекарств больше не будет. Дзета погрустнел.

— У тебя больше нет? Достать не можешь?

— Прости, это были последние. Есть знакомый в Выборге, у него можно достать еще, но это займет месяцы.