Раб

Люмп вдруг шумно вздохнул, пошевелился и сел. Мальчик кинулся к нему, обрадованный, но тот уже упал обратно. Затылком в расплющенный яблочный огрызок. Друг продолжал купаться в неведомых океанах.

- Я не понял, - мрачно уточнил Голяк. - Ты даешь свою крышу или нет?

- Даю, - сказал Холеный. И побрел из комнаты. Вышел в прихожую, щелкнул замком входной двери.

- Эй, куда? - крикнул Голяк.

- Не твое дело, - прошептал мальчик.

- Ну-ка, стервы, кончаем валять дурака! - Голяк продолжил крик. Офигели? Народ скоро будет, массовка, небось, уже тачки ловит! Вырубайте аппарат! Одна в лабаз, вторая на кухню, быстро!

Холеный захлопнул за собой дверь.

- Мама, - сказал он.

Телефонная трубка в его руках взорвалась.

- Малыш! Малыш! Это ты? Але!

- Это я.

- Боже... Малыш, ты где!

- Я дома, у себя. Говорю из автомата внизу.

На другом конце города возник ураган эмоций. Сначала мама пыталась рыдать. Потом пыталась смеяться. Потом стихия угомонилась.

- У тебя все в порядке, малыш? - спросила мама звенящим от радости голосом. Он ответил:

- Конечно.

- А где ты был?

- Я все расскажу. Только не по телефону, ладно?

- Понимаю, малыш... - мама прерывисто вздохнула. - Я так волновалась! Так волновалась... Тебя нигде нет, не звонишь, не приходишь, никто ничего не говорит, и Федька еще нагнал страху...

- Тебе звонил Люмп? - он переспросил.

- Нет, Федя зашел прямо без звонка. Сказал, что ты безумно влюбился в какую-то девицу с Дальнего Востока, и тут же улетел с ней туда. Будто звонить тебе было некогда, и поэтому ты просил через него передать нам, чтобы мы не беспокоились, мол, ты побалуешься и вернешься. Извини, он очень хороший паренек, но не могла же я поверить в такую глупость! Знаешь, я решила, что у тебя неприятности, и тебе надо скрываться... От каких-нибудь твоих гнусных приятелей или от милиции. В милицию я на всякий случай не заявляла. Но малыш, еще немного, и я бы не выдержала! Пошла бы.

- Прости меня, - сказал он внезапно.

- У тебя точно все в порядке? - мама снова забеспокоилась.

Он улыбнулся:

- Я ведь уже дома!

Мама еще повздыхала, успокаиваясь, приходя в себя от радостного потрясения.

- Ладно, малыш. Ты у меня взрослый мужчина. Я ни о чем не спрашиваю. Но вообще-то если твои неприятности связаны с финансами, мог бы мне сразу сказать, еще прошлым летом.

Чудесное воспоминание наполнило телефонную кабину: свеча... горящие купюры... Он ответил:

- Не волнуйся, у меня с финансами нормально.

- А то твой Люмп просил у меня деньги, сказал, что перед самым отлетом ты у него взял в долг. Я ему, конечно, не дала. Если бы ты позвонил или оставил записку... Ты ему вернул?

- Вернул, - соврал он. Другого выхода не было. - А с ключом как?

- Дала ему запасной ключ! Он объяснил, что по твоей просьбе присмотрит за квартирой. Свой ключ, естественно, ты ему не оставил, мало ли что? Я подумала: если он даже и темнит, и вообще - все наврал, за квартирой в любом случае надо присмотреть, да? Или зря я это...

- Правильно, мама, не волнуйся.

- Федя хороший мальчик, хоть и потешный. Из всех твоих ему одному можно доверять. Не обчистит же он тебя?

Мама уже совершенно успокоилась. Обрела привычную твердь под ногами. Разговаривать с ней было легко и приятно.

- Хочешь, я сейчас приеду? - предложил, поддавшись порыву, потеющий в душной будке человек. Мама замялась.

- Знаешь, у меня гости... Я страшно хочу тебя видеть, малыш! Давай завтра, а?

Он огорчился. Но так - умеренно, в пределах разумного.

- Папа там как?

Теперь мама заметно напряглась.

- Отец в командировке, - сухо сообщила она. - Жив, здоров.

- У вас-то самих все в порядке?

- Как нельзя более лучше, - еще суше произнесла мама. С тайным, только ей известным смыслом.

- Понятно... Ладно, счастливо.

Человек нажал на рычаг. В трубке успело только пискнуть: "Малыш, я страшно рада..." Он тяжко усмехнулся. "Гости, отец в командировке." Скорее всего - банальщина.

Мама так и не назвала его по имени.

Трудно воспроизвести дословно столь интимный разговор. Может, таким он был, может не совсем таким, может и вовсе не таким. Невозможно передать на бумаге сумбурные речи взволнованной матери! Но суть разговора ясно видна: мать была далеко. На другом конце города. И самое важное - она вполне обошлась без имени сына. Самое странное...

Он миновал арку и снова оказался во дворике. Привычнейшее, почти родное место, неразрывно связанное с понятием "дом". Он вошел в крошечный скверик посередине и сел на скамейку. Прямо напротив скрипела дверью его парадная - также почти родное место. До нее было не больше двух десятков шагов. А в скверике на второй скамейке сидела женщина с ребенком. По всей видимости, бабуля с внучком.

Надо идти, - сказал себе человек. И прислушался. Отклика в душе не последовало.

Надо идти, - твердо повторил он. - Надо спасать друга. Надо спасать всех этих маленьких слепых людей.