Раб колдуньи

А как её стелить-то? – подумал я, но предпочел не выказывать своего незнания тонкостей этой работы. Принялся взбивать перину и многочисленные подушки, поправлять и разглаживать простынь, – словом бестолково старался, надеясь, что леди меня поправит, если что не так делаю.

А она скептически наблюдала за моей возьней, но молчала.

– Ладно, твое обучение, Стелька, мы отложим на завтра. Сегодня мне надо как следует выспаться, – наконец промолвила Стефа и принялась безо всякого стыда передо мной раздеваться.

Я опустил, разумеется, глаза, стою, ни жив, ни мертв.

Она забралась под одеяло (в этот момент я с удивлением осознал, что в доме прохладно, несмотря на жаркую погоду, стоявшую весь последний месяц) и вопросительно подняла брови:

– Стоя спать собрался? На место!

– Простите, леди, – второй раз за этот вечер дерзновенно вякнул я, вспоминая её полу-хлыст, полу-стек, но… где моё место?

Она указала на край кровати у себя в ногах. Я моментально сбросил с себя платье и калачиком свернулся на самом краю. Лежу голый, слегка вздрагиваю от прохлады и затхлой сырости этого дома-склепа и замираю от ужаса, представляя, сколько всего правил и запретов я успел нарушить по незнанию, которое, как известно, от ответственности не освобождает.

И какое меня ждет завтра за это наказание.

Но слышу тихий, противный смех повелительницы.

– Лезь под одеяло, Стелька. Ноги мне греть будешь. Сам не видишь, что здесь по ночам бывает немного прохладно?

Ныряю в жаркие перины, и тут же ступни леди Стефании упираются в моё лицо. Она призывно и вместе с тем игриво шевелит пальчиками, потирает мой нос и даже пытается засунуть большой палец правой ноги мне в рот. Понимаю что к чему, и начинаю осторожно целовать и облизывать её соленые подошвы.

Какое-то время она прислушивается к своим ощущениям и, видимо, остаётся довольна. Значит, я пока всё делаю правильно. Но вот звучит совсем уж невероятный приказ:

– Давай, трахай!

Вот тут я полном ахуе. Что значит "трахай? Вот так вот в прямом смысле этого слегка похабного слова – трахать? Но и переспрашивать глупо, а уж медлить вообще смертельно опасно. В первую же ночь облажаться…

И тут опять мурашки ужаса снова пробежали по моему позвоночнику. А, собственно, что делать-то? Я же как бы… не готов. Вот так сразу…

И тут с изумлением чувствую, что, в общем-то… готов! Мой солдат, оказывается, теперь реагирует и на лизание дамских ножек, так что мы с ним можем и приступить к выполнению своих природных обязанностей.

И лучше перебдеть, чем недобдеть, это же понятно. Так что устремляюсь вверх и пристраиваюсь со всей возможной осторожностью и почтительностью в миссионерскую позицию.

Закрыв глаза от ужаса.

Как всё это было я если и решусь когда-нибудь рассказать, то только под пытками и лишь в присутствии двух моих адвокатов. Помню лишь, что очень быстро нам стало жарко, и одеяло полетело на пол. А потом вдруг я услышал угрожающий мяу-рык этой злобной кошки:

– Это что такое? Это у вас, мужиков, называется эрекцией?

И я понимаю, что устали мы оба – и мой солдат, да и я, если честно. Локти и колени дрожат, горло пересохло, лоб наоборот мокрый от пота… Замер я в предчувствии беды, и беда воспоследовала.

Сжала эта чертова леди меня своими бедрами, как медвежьим капканом, остановила и говорит:

– А знаешь, какие ощущения испытывает человек, когда его сажают на кол?

– Нет, – шепчу я, боясь даже вздохнуть полной грудью. – Откуда ж мне знать такое, леди Стефания.

– А вот я тебя посажу прямо сейчас, во дворе, ночью, на кол, – вот и узнаешь. Аль сомневаешься?

– Никак нет, госпожа-хозяйка-барыня, – мелко трясу я головой отгоняя это жуткое видение. – Не сомневаюсь ни на секундочку!

Да и какие, нафиг, тут могут быть сомнения, если я это как наяву сейчас вижу! Вернее ощущаю всем своим естеством, и особенно анусом своим сжимающимся от вселенского ужаса. Как кругом ночь, звезды горят надо мной, тишина, лишь листочки где-то в вышине перешёптываются, а мне задницу медленно разрывает дикая боль, и я под своим собственным весом опускаюсь на деревянный кол. И стараюсь изо всех сил сжать свою жопу, чтобы хоть на миг замедлить наступление этого ада!

А эта, с позволения сказать леди, с самой милой своей садистской улыбочкой, наблюдает за моим мучениями из окна на втором этаже!

– Нет, уж, – всё так же ласково мурлычет она, – я даже не взгляну на тебя, тупое ты животное. Я спать лягу. А твоим палачом будет… твоя сестрица Вонючка! Ты только представь: это она будет поддерживать твое туловище, чтобы оно не завалилось набок, и чтобы кол прошел насквозь ровнёхонько. Чтобы через рот к утру вышел. Ты же знаешь, что на колу человек умирал порой по два-три дня! Это дело такое, не быстрое. Царь ваш Петруша-первый не даст соврать. Он так уморил любовника своей супруги – приказал укутывать того шубой, чтобы раньше времени не замерз…

Стефа с жадным интересом разглядывала моё лицо, наслаждаясь эффектом, который произвели на меня, её слова.