Раб лампы

Она почувствовала знакомый запах. Его кожи, волос, одеколона. Который уже успела забыть. И вспомнилось море, горячий песок пляжа, звон серебряных колокольчиков внутри и голубые глаза Сеси. Связанное со всем этим ощущение огромного счастья. Потом она вспомнила Клару. Беседку, разлившееся по столу вино…

— Ой! Мне больно! Плечо!

— Задел, да? Извини.

Он тут же разжал объятья. Она отошла и сказала:

— Сеси, я не вру. Мне и в самом деле не до любви. Каждое резкое движение причиняет боль.

— Я понял.

— Нам надо подождать.

— Сколько?

— Врач сказал: минимум месяц.

— А при чем здесь врач?

— Сеси, Сеси! — Она покачала головой. — Какой же ты все-таки ребенок! Да, кстати…

Она вспомнила рассказ Клары. Что бы там подруга ни говорила, а за Сеси есть грешок. Спросить его в лоб? Я, мол, все знаю, а подробности?

— Что такое?

Его глаза были ясными, он даже попытался изобразить улыбку.

— Нет, ничего.

Она подумала, что надо бы поговорить с Давидом. Дать ему соответствующие инструкции. Желательно наедине.

— Пойду в мастерскую.

— Зачем? — спросил Сеси.

— Оценю потери.

— Какие потери? — заволновался он. — Я ничего не трогал!

— А разве Алик, то есть Альберт Валерианович, ничего не забирал?

— Я не видел.

— Но разве ты не находился здесь неотлучно? Ведь у него есть ключи от дома!

— Вообще-то… — Сеси замялся. — Да, я уезжал.

— Вот я и проверю, все ли цело.

Она вышла из кухни, прикрыв за собой дверь. Но двинулась сначала не в мастерскую. На улицу. Остановилась на крыльце и стала искать глазами мощную фигуру Голиафа. Тот возник, словно из-под земли. Она невольно вздрогнула.

— Давид! Вы меня пугаете!

— Извините. Стараюсь не мешать.

— Пойдемте в мастерскую.

Он следовал за ней как тень. Маргарита с трепетом открыла дверь мастерской. Раньше это сопровождалось лихорадкой вдохновения. Когда тело покалывало иголочками, а ноги леденели. Все тепло сосредоточивалось в руках, которые пылали. Она входила в мастерскую в нетерпении: скорей бы занять их работой! Скорей бы отдать этот жар новому творению! Сейчас ничего подобного не было. Холодные руки, холодное сердце. Она испугалась. А вдруг все кончилось? Маньяк добился своего: убил в ней вдохновение. Она теперь мертвая. Такая же, как все. Обычный человек. А что это такое: быть обычным человеком? Можно ли с этим выжить? Когда голова твоя пуста, в ней нет новой идеи, с которой ты носишься, забывая обо всем. Когда тебе приходится думать о вещах обыденных: кухня, уборка, магазины…

Скульптура «Юноша-ветер» стояла на прежнем месте. Что же касается остального… Она заметила потери. Несколько ее работ, считавшихся «мертвыми» и не пользующихся спросом, исчезли. Дере распустил слух, что жена при смерти, и покупатели тут же нашлись. Как в известном анекдоте: творения художника покупают, проконсультировавшись с его лечащим врачом. Она невольно усмехнулась. Что они теперь скажут? Когда она выжила и по-прежнему собирается работать? Но каков Дере! Бизнесмен! Спросить с мужа денег? Обычно он переводил полученную сумму на ее банковский счет, оставив себе комиссионные. Надо узнать, как Альберт Валерианович поступил на этот раз. Но потом. Сейчас надо обеспечить надежную охрану.

— Давид?

— Я вас слушаю.

— Станьте здесь.

Она указала ему на место, где раньше стоял Сеси. Давид послушался. Она включила яркую лампу, направила ему в лицо луч света. Давид невольно моргнул, но остался невозмутим и с улыбкой спросил:

— Это что — допрос?

— Да, сейчас включу детектор лжи. — Она улыбнулась в ответ. С ним ей было удивительно спокойно. И легко. — Интересное лицо! Возможно, в прошлой жизни вы были диктатором.

— Это вряд ли. — Давид улыбнулся еще шире.

— Почему?

— Я добрый.

— Однако работа у вас…

— Какая есть.

— Это призвание?

— И все-таки допрос?

— Должна же я знать, с кем имею дело? — Она выключила лампу и сообщила: — Возможно, по совместительству вам придется работать моделью. Впрочем, о чем это я? Врач сказал, что не меньше месяца резкие движения будут для меня исключены. А через месяц… Через месяц, надеюсь, все закончится. Я видела, как вы поспорили с Альбертом Валериановичем.

— Я должен выполнять его распоряжения?

— Нет, только мои.

— Так я и думал, — Давид кивнул.

— Я плачу вам деньги. И только я вами распоряжаюсь. На остальных внимания не обращать. Но и не конфликтовать.

— Понял.

— Вот и отлично. Я вот что хотела сказать… Присмотритесь к Сеси.

— Юноша с голубыми глазами?

— Сколько вам лет, Давид?

Она прищурилась. Лампа была выключена, в мастерской воцарились сумерки. Но на улице ей показалось, что его виски словно присыпаны пеплом. Ранняя седина.

— Возраст Христа.

— А выглядите старше! Нет, вы не были диктатором. Вы — воин.

— Вот это ближе к истине! — Давид рассмеялся.

— А теперь поговорим серьезно. Я не знаю, кто в меня стрелял. Не исключаю, что это был один из них. Мой муж или… любовник, — твердо сказала она. — Обоим моя смерть выгодна.

— Что мужу выгодна, я понимаю, — кивнул Давид. — Наследство. Тем более что вы решили с ним развестись. Я читаю газеты, — пояснил он. -Но юноша? Сеси, вы сказали? Ему-то какая выгода?

— Он думает, что я знаю его тайну.

— Тайну?