Вечером она сказала Давиду, стараясь не смотреть ему в глаза:
— Ты не мог бы переночевать сегодня на первом этаже? В гостиной или в мастерской. Где хочешь. Дом такой большой.
— Не понял?
— Видишь ли, в моей спальне будет Альберт Валерианович, и…
Она замялась. Ну что тут еще объяснять?
— Вот теперь понял, — кивнул Давид. — Ну что ж, все логично. Он муж.
— Вот именно.
— Я лягу на веранде. Можно?
— Ну конечно! Тебе, должно быть, понадобится раскладушка?
— Не беспокойтесь обо мне. Матрас на полу расстелю — и довольно.
— Но ты не уедешь?
— Я обещал вам маньяка. Вы мне за это деньги платите. Получите — и мы расстанемся.
— Значит, Сеси не маньяк?
— Он несчастный юноша, которого, как и меня, жестоко обманули, — усмехнулся Давид.
— По-моему, я тебе ничего не обещала, — тихо сказала она.
— А я и не вас имел в виду.
Как ни странно, поговорить с Давидом было проще, чем объясниться с Дере. Как сказать? «Тащи свои вещички в мою спальню»? Или: «Займи свое законное место»? А может: «Прости меня, я больше так не буду»? После ужина она сказала нейтрально:
— Алик, диван в гостиной неудобный. У тебя, должно быть, спина болит. Я видела, как ты сегодня утром морщился, когда делал зарядку.
— Я абсолютно здоров, — отмахнулся Дере. Потом сообразил: — Это что, приглашение? Разумеется, кровать в твоей спальне гораздо удобнее! А главное — она такая широкая!
Она молчала.
— Так я перебираюсь туда?
Она молчала.
— Вот и отлично! — обрадовался Дере. — Я рад, что ты наконец догадалась!
Ах, вот чего он ждал! Вот почему смотрел на нее с таким видом! Досадная помеха — Сеси — устранена, извольте дать мне мой сахарок! Он ждал поощрения! Маргарита думала, что ее муж умнее. Но — похоже, что ревность отшибает мозги. Потому что Альберт Валерианович не преминул сказать Давиду:
— Диван в гостиной неудобный. Постели матрас, иначе спина заболит. А я перебираюсь в спальню к моей жене! И мне желательно, чтобы ты нам не мешал!
— Я все понял. Маргарита Ивановна мне уже сказала, — спокойно ответил Давид. Его лицо словно окаменело.
— Замечательно! Все точки над i расставлены! А жизнь-то, похоже, налаживается! — И весело насвистывая, Альберт Валерианович удалился.
В десять вечера супруги уединились в спальне на втором этаже. Альберт Валерианович все делал обстоятельно. Перестелил постельное белье, взбил подушки, принес второе одеяло. Не набросился на нее с порога. Лег в пижаме, хотя в комнате было жарко, и заботливо спросил:
— Как твое плечо? Тебе не надо делать резких движений.
Это значило: если ты не в настроении, я просто могу полежать рядом, мне сейчас и этого довольно. Все остальное она знала наизусть. Ее поцелуй в губы означает согласие. Раздеться он должен первым. Позаботиться о том, чтобы она не забеременела, тоже должен он. Это не страсть, это ритуал. Примирение супругов. Им в равной степени этого не хочется, но таковы правила игры. Ни разу в жизни муж не дал воли чувствам. Даже в момент, когда человек, казалось бы, не в состоянии себя контролировать, не стиснул ее так, чтобы стало больно или остались синяки на теле. Не закричал что-нибудь неприличное или хотя бы «мама!» Ее так и подмывало спросить: «Алик, как тебе это удается? Человек ли ты? Может, машина? Если расковырять в тебе дырочку, не обнаружится ли внутри скрытый механизм?» Они прожили вместе пятнадцать лет и все равно друг друга стеснялись. Старались сделать все побыстрее и попроще.
Одно время она даже думала, что у мужа любовница. Как-то он должен расслабляться. Где-то и с кем-то. Потом поняла: Дере с этой женщиной не спит. Это платонические отношения, которые нужны ему, как воздух. Чтобы жаловаться на жену. И сохранять иллюзию независимости. Мол, если ты меня прогонишь, мне есть куда идти. Или: не думай, что ты пуп земли, и я тоже кому-то нужен.
Сегодня она думала о Сеси. Это было неприлично, но муж ведь не мог подслушать ее мыслей. Сеси был лучшим любовником из всех, которые у нее когда-либо были. Их было мало. До Альберта Валериановича, сам Альберт Валерианович и Сеси. Но она все равно знала, что лучше него не было и не будет. И пробовать нечего. Страсть между ней и Сеси вспыхивала мгновенно. Даже если она устала и ей не хотелось, он добивался того, чтобы желание приходило, и разрядка наступала для обоих.
«И как я буду без этого жить?» — подумала она, не открывая глаз. Алик уже лежал рядом; он всегда держал паузу перед тем, как пойти в душ. Ей казалось, что он следит за ней — тайно, из-под опущенных век. Или чего-то ждет. Но чего? Комментариев?
— Все в порядке?
— Да. Все хорошо.
— Я не сделал тебе больно?
— Нет, что ты! Ты был очень осторожен.