Раб моего мужа

Она повернулась к Самсону. Он приподнял ее, усадил на кипу сена и, подойдя вплотную, молча прислонился головой к ее лбу. Элизабет просунула руки у него под мышками и прижалась к его груди. Все было ясно без слов. Джеймс вернулся, и счастью пришел конец. Они больше не смогут встречаться как прежде. Не будет больше жарких ночей, неспешных прогулок, задушевных разговоров до утра. Останется лишь вот так, урывками… Да и то, вряд ли: слишком опасно.

Самсон со вздохом отстранился и направился к сбруе, развешанной на стене. Сняв с крючка узду, он подошел к Снежинке и почесал ее под гривой. Кобыла шумно выпустила воздух из ноздрей и, склонив голову, позволила себя взнуздать. Затем Самсон взял с перекладины потник и накрыл им лошадиную спину, а следом нахлобучил седло.

— Отвезти тебя на поле? — поинтересовался он, затягивая подпругу.

Элизабет покачала головой.

— Не стоит, я доеду сама. Тебе лучше не показываться Джеймсу на глаза… Свекровь наплела ему всякой чуши, и боюсь, он начал что-то подозревать.

Закончив снаряжать лошадь, Самсон вывел ее из конюшни и помог Элизабет взобраться в седло.

— Спасибо, — улыбнулась она.

Он молча вручил ей поводья, и его пальцы при этом будто невзначай коснулись ее руки. Даже сквозь перчатку Элизабет почувствовала, как они дрожат.

Опустив глаза, она заметила, что его костяшки стесаны до крови, и внутри все сжалось в болезненный ком. Дико захотелось броситься к Самсону на шею и разрыдаться, покрывая его лицо поцелуями, но вместо этого Элизабет стегнула Снежинку и поскакала прочь.

В воздухе уже веяло осенней прохладой, но в безоблачном небе сияло яркое солнце. Голову пекло даже под шляпкой, но Элизабет не обращала на это внимания. Вокруг простирались хлопковые поля, наполовину белые, наполовину коричневые, и над пушистым морем плыли как паруса соломенные шляпы негров и цветастые платки рабынь.

Джеймс с Биллом Брауном стояли под сенью старого дуба на меже хлопкового и кукурузного полей. Элизабет подъехала ближе. Услышав топот копыт, мужчины обернулись и уставились на нее.

Билл Браун приподнял шляпу и насмешливо поклонился.

«Видать, уже успел наплести Джеймсу всякой ерунды», — подумала Элизабет.

Муж, зацепившись большими пальцами за жилетные карманы, мрачно ждал, пока она подъедет. Сжатые губы и нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего.

Когда Снежинка приблизилась, он подошел к ней и снял Элизабет с седла. Оказавшись в объятиях мужа, она заметила, как дернулись его ноздри. У нее тут же взмокли подмышки. А вдруг он уловит запах другого мужчины?

Но, к счастью, Джеймс вроде бы ничего не заметил. Он поставил Элизабет на траву, и цепко стиснул ее плечо.

— Раз уж ты тут, дорогая, — ядовитым голосом начал он, — то потрудись объяснить, что за чертов балаган ты здесь устроила!

— Балаган? — Элизабет захлопала ресницами. — Какой балаган?

Муж встряхнул ее как тряпичную куклу и принялся загибать пальцы.

— Идиотские перчатки на неграх — раз, поблажки для бездельников — два, трата денег на то, что рабы должны делать бесплатно — три…

Элизабет запальчиво вскинула подбородок.

— …И мы собираем больше хлопка, чем раньше — четыре! — закончила она.

Джеймс скептически хмыкнул.

— В этом мы еще разберемся, — сказал он. — Быть такого не может, что ниггеры работают меньше, а собирают больше. Что-то здесь не так.

— Почему же? Они успевают отдохнуть, восстановить силы…

— Чушь собачья! — отмахнулся Джеймс. — Черномазые должны работать до изнеможения, иначе какой прок их кормить?

— Людям нужен просвет, — с жаром заявила Элизабет. — Какая-то надежда. Цель. Они должны знать, что если хорошо потрудятся, то их усилия будут вознаграждены.

— Все это вздор! Не забывай, дорогая, что речь идет не о белых оборванцах с мануфактур твоего папаши, а о ниггерах. О животных. Нельзя судить о них по меркам людей. Они не способны смотреть в будущее, строить планы. Им нужен хозяин, который наставит их на путь истинный…

— Чепуха! — перебила Элизабет. — Это ты и тебе подобные низвели негров до уровня скота. Я же отнеслась к ним по-людски, и вот результат.

— Кто вообще дал тебе право распоряжаться моим имуществом? — прищурился Джеймс. — Как ты посмела раздавать черномазым нашу мебель?

— Не мебель, а хлам, который пылился на чердаке, — возразила Элизабет. — Твоя матушка мне разрешила. Рабы живут в скотских условиях. У многих даже нет ножа или котелка. Почему бы не позволить им честным трудом заработать себе эти вещи?

— Похоже, мы с тобой никогда не придем к согласию в этом вопросе, — с усталым вздохом произнес Джеймс. — Я понимаю, что ты янки, но все же постарайся напрячь свои крохотные мозги и понять, что речь идет о рабах. О скоте. Разве лошадь или корова может выбирать, в каком стойле стоять и какой корм есть? Так же и с ниггерами. За них все решает хозяин.

— И кто же дал право одному человеку решать за других? — окрысилась Элизабет, взбешенная напыщенным самодовольством мужа.

Джеймс воздел к небу указующий перст.

— Господь Бог и закон, — с пафосом промолвил он.