Я нахмурился, ибо в ее словах прозвучала горечь, которой я раньше не замечал. Мне вдруг подумалось, что, может быть, я напрасно рисовал ее в своих страхах зловещими красками, и я почувствовал угрызения совести и замешательство,
— Как вы можете винить меня, — вдруг заговорила она, — вы, доктор Элиот, с вашим сочувствием слабым и угнетенным? Я должна была попытаться одурачить вашего друга, ведь на кон поставлена судьба моего народа.
Я не ответил, заметив, что по лицу ее пробежала тень гнева.
— Когда-нибудь, — тихо проговорила она, — сэр Джордж поймет, что значит быть слабым, быть предметом чьего-то небрежного бездушия. Может, тогда он перестанет распоряжаться судьбами людей с такой… бездумностью…
Мне стало стыдно за своего друга и за себя.
— Он добрый человек, — еле слышно проговорил я.
— И это его прощает?
— Вы должны сами принять решение.
— Нет, — заявила Лайла. — Это вы должны принять решение. Так вы передадите ему то, что я рассказала вам сегодня ночью? Разоблачите меня? Сейчас, когда вы узнали, кто я?
— Узнал, кто вы… — машинально повторил я.
Я отвернулся, посмотрел на небо и увидел, что на востоке уже занимается заря. Мне вспомнились слова Хури: «Они слабеют с приходом света».
Я вспомнил, как мы с Мурфилдом карабкались на утес, как ждали у часовни восхода солнца… Я вновь взглянул на Лайлу, изучая ее лицо. Она показалась мне еще милей, гораздо милей, гордой, сверкающей.
— Вы утверждаете, — медленно произнес я, — что я знаю, кто вы. Но я не знаю. И то, что я видел сегодня ночью… опиум здесь ни при чем. Я не могу объяснить происшедшего, и это, — я выдержал ее взгляд, — признаюсь, нервирует меня.
— Да ну? Джордж мне рассказывал, что вы были в Каликшутре, но побоялись остаться там.
Я пропустил ее шпильку мимо ушей.
— Тут то же самое, — признался я.
— То же самое?
— То, что я видел в горах, — я замялся, подыскивая подходящее слово, — те же колдовские трюки.
— Колдовские трюки? — переспросила Лайла, удивленно вскинув брови, и вдруг рассмеялась. — Никакой магии здесь нет, доктор. Есть силы, которых вы не понимаете, силы, которые ваша наука не может объяснить, но от этого они не становятся колдовскими трюками. — Она пожала плечами и вновь засмеялась. — Вы ревнуете.
— Может быть.
— Я могла бы научить вас кое-чему.
Мне почудился в ее предложении отзвук слов лорда Рутвена.
— Опять боитесь? — нажимала она.
— Ваших сил? — покачал я головой;
— Ну что вы! Своего невежества. — Она взяла меня за руки и тихо зашептала мне на ухо: — Своего неумения понять природу…