Вопрос повис в воздухе. Лайла, подняв голову, смотрела теперь на звезды. И вновь я ощутил мощный прилив влечения к ней. В равной мере во мне поднялись страх и желание, борясь друг с другом, и, когда она потянулась ко мне, я чуть ли не с яростью отбросил ее руку.
— Вы не доверяете мне, — прошептала она, словно удивляясь этому.
Я почти засмеялся. Она почувствовала это и улыбнулась сама.
— Но почему? — проговорила она. — Вы вините меня в том, что я обманула вашего друга?
— И я прав, — холодно ответил я. — Вы обманываете его.
— Ну да, конечно, — пожала плечами Лайла. — Это очевидно.
Я с удивлением взглянул на нее, не ожидав такой откровенности.
— Не делайте вид, будто вас громом поразило, — продолжала она. — УЖ Перед вами я бы не отважилась это отрицать.
— Вы мне льстите.
— Думаете?
— Конечно. Вы же ничего не рассказываете Джорджу.
— Верно. Но Джордж — идиот.
— И мой друг… Почему бы мне не передать ему ваши слова?
Глаза ее блеснули, она покачала головой и стала подниматься по лестнице к стеклянному куполу. Спустя некоторое время она остановилась, вглядываясь во что-то, чего мне не было видно.
— Насколько я понимаю, — сказала она наконец, поворачиваясь ко мне, — вы работаете в Уайтчепеле, в самых ужасных трущобах.
— Да, я работаю в Уайтчепеле.
— Тогда вы, должно быть, сочувствуете бедным, неустроенным, угнетенным, доктор Элиот. Можете не отвечать, я знаю, мне рассказывал Джордж… Он называет вас святым Ист-Энда… Святой Ист-Энда… Он считает, что это шутка.
— Наверняка. Но что вы хотите этим сказать?
— То, что Джордж все считает замечательной шуткой. Например, свою работу в Индийском кабинете… А его отношение к людям, на чьи жизни он хочет повлиять, — небрежно, так небрежно, один росчерк пера, одна строка… Сама мысль, о том, что он может ворочать жизнями миллионов — такой человек, как он… Шутка… Он считает это шуткой? И иногда, доктор Элиот… — Она прервала свою речь, вновь вглядываясь сквозь стекло. — Я тоже так считаю.
Я наблюдал за ней. Она была ужасающе прекрасна. Я подумал, что же со мной происходит, если в такой критический момент мной овладевает физическое влечение.
«Придерживайся своих методов, — велел я себе. — Будь верен им, иначе ты — ничто, иначе ты — труп».
Я медленно поднялся к стеклу, за которым величаво раскинулся Лондон. Мы находились на какой-то невозможной высоте, ибо город простирался подо мною скопищем красных и черных пятен, а сердце его прорезала река, точно длинная кишка.