Раб своей жажды

Конечно, все это звучит смешно. И я ошарашен, проигрывая, фонограмму, — чувствуется, что в те минуты я утратил ясность мысли. И все же я считаю своим долгом, с клинической точки зрения, описать все то, что я ощущал и видел, чтобы судить, до какой степени мое восприятие было одурманено или совращено красотой комнаты. С самого начала я обнаружил, что мои чувства явно отказывают мне, ибо во мне обычно преобладает рассудок. И, стоя здесь рядом с Полидори, я вдруг почувствовал себя в осаде. Но потом настороженность и чувство тревоги улетучились, а их место заняли странная возбуждающая эйфория и предвкушение еще более великих удовольствий и открытий. Меня охватила самая чудесная боль, которую я когда-либо испытывал. Я начал понимать то, чего никогда не понимал ранее — как человек может потерять рассудок и самоконтроль.

Мне сразу стало ясно, что надо бороться, бороться против удовольствия и красоты комнаты, ибо они стали неразличимы для меня, в равной степени опасны. И тогда, помню, я собрался с силами и остался самим собой. Медленно я стал спускаться по лестнице.

Я подумал о том, что за сила скрывается в этой комнате, если она так взволновала и очаровала меня. Да, здесь царило почти сказочное богатство. Пол покрывали ковры, по кромкам расшитые шелком; стены были отделаны с потрясающей искусностью; мебель — из ценного благовонного дерева… Аромат сирени наполнял воздух, а из золотых треножников поднимался легкий дымок благовоний, волнующий и усыпляющий мои мысли. Я приостановился и, как и раньше, попытался прийти в себя, зная, сколь восприимчив человеческий мозг к увиденному и ощущаемому органами чувств. В таком месте, как это, мой рассудок нужно было охранять от неизвестных угроз, ибо он был единственным оружием, которым я располагал. Наконец я подошел к занавесу, разделяющему комнату. Собравшись раздвинуть его, я содрогнулся, чувствуя, что приближаюсь к какой-то великой тайне.

— Проходите же, — прошептал Полидори мне на ухо.

Я обернулся. Совсем забыв о его присутствии, я теперь почему-то не считал его опасным. Вместо этого мои мысли занял какой-то более значительный источник страха, который, словно бог в древней святыне, ждал меня за занавесью.

Я зашел за полог. Если предыдущая комната была прекрасна, то эта была в сто раз прекраснее. Я сжал кулаки, намереваясь не поддаваться ее великолепию, сохранять рассудок, свои аналитические способности.