Раб великого султана

Все жители города давно были на ногах. Кто-то бежал во дворец, но большинство спешило к западным воротам, чтобы приветствовать освободителя у стен, а потом сопровождать его при въезде в город. Люди, улыбаясь, показывали пальцами на меня и моего песика Раэля, но я ни на кого не обращал внимания, находя утешение в известной и очень на мой взгляд верной поговорке: хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Знакомый евнух, которого я встретил у дверей дворца, провел меня в Райский сад, где в маленькой комнатке Абу эль-Касим с покрасневшими от недосыпания глазами и в явно прескверном настроении как раз заканчивал свой завтрак. Ему прислуживала целая толпа рабынь. Женщины бегали туда-сюда, принося Абу халат за халатом, один лучше другого, и умоляя поскорее одеться, ибо Мустафа бен-Накир со своей свитой уже давно выехал навстречу освободителю. Но Абу эль-Касим не обращал на увещевания и просьбы рабынь никакого внимания. Недовольный и злой, он тонкой тростниковой палкой стегал женщин по икрам, вырывал волосы из своей реденькой бородки и приговаривал:

– Нет, нет! Я – бедняк и не хочу рядиться в чужие перья. Принесите мой простой халат! Запах его мне дороже всего на свете, и блохи, в нем живущие, давно знакомы мне. В этом халате я служил освободителю верой и правдой, в нем и хочу встретить его, чтобы он своими глазами узрел мою нищету.

Рабыни в отчаянии ломали руки, но в конце концов смирились и, причитая, принесли Абу эль-Касиму его старый потрепанный халат торговца благовониями. Старик с неподдельным восторгом обнюхал его, расчесал пальцами волосы и бороденку и с помощью возмущенного евнуха облачился в свой жуткий наряд. Только теперь Абу эль-Касим соизволил взглянуть на меня и гневно заметить:

– О Аллах, где ты так долго пропадал, Микаэль? Надеюсь, ты не потерял голову султана и золотое блюдо! Нам давно пора стоять у мечети и ждать встречи с освободителем.

Я понятия не имел, куда подевалось золотое блюдо. Но когда я заметался в отчаянии по дворам и залам в поисках пропажи, мне неожиданно помог один любезный евнух. Он, как оказалось, припрятал блюдо, поместив его на вершину одной из колонн, где мы его и обнаружили. Там же мы нашли и голову. Все было бы в полном порядке, если бы голова Селима не выглядела так кошмарно; да и само блюдо вдруг показалось мне слишком маленьким для нее.

С золотым блюдом под мышкой я вернулся к Абу эль-Касиму, где, к своему возмущению, увидел, как Джулия обнимает этого неряшливого мужчину и целует его в заросшие редкой щетиной щеки, льстиво шепча что-то ему на ухо. Хозяин поначалу отрицательно мотал головой, а потом, видимо, сдался, ибо, обливаясь горючими слезами, приказал рабыням принести из гардеробных гарема множество вуалей и туфель, так что Джулии нелегко было выбрать себе подходящий наряд.

А мне прямо в руки Абу кинул одеяние дервиша, в которое я, чуть поколебавшись, все же облачился. Привыкнув к длинному, до щиколоток, халату, в короткой тунике Мустафы бен-Накира я чувствовал себя весьма неуютно. Ощущение собственной наготы смущало меня, но коротенькая накидка тончайшего полотна мягко касалась тела, а колокольчики у пояса и под коленями приятно позвякивали при каждом движении, и Джулия, глядя на меня широко открытыми глазами, заметила, что ноги у меня стройные и мне не стоит их стыдиться.

Она велела рабыням принести мази и благовония, ловко покрасила мои ладони и ступни в оранжевый цвет, ароматным маслом умастила мои волосы, а глаза подвела синей тушью. Когда же Джулия заметила, что я слишком пристально смотрю на рабынь, которые прислуживают мне, она нежно поцеловала меня.

Потом она собралась было покрасить бороду и ладони Абу эль-Касиму, но наш хозяин решительно отказался, заявив, что всему на свете есть предел.

Прежде чем отправиться к мечети, Абу пожелал взглянуть на Антти. Мы спустились в подземелье дворца, где Абу, подняв железную дверь в полу, показал мне брата. Антти, совершенно голый, лежал в каменном мешке, иногда постанывая во сне. Рядом с ним стояло ведро с водой и лежала довольно большая буханка хлеба – все это приказал принести в камеру сердобольный Абу. Я жалел брата, но прекрасно понимал, что ему нужно проспаться после долгого запоя, в противном случае он станет лечиться от похмелья новой попойкой: снова осушит кувшин вина, потом – второй и, конечно же, набедокурит еще больше. Чтобы после пробуждения брату моему не было грустно, я оставил с ним моего верного Раэля.