Светало. Всюду лежали трупы красноармейцев. Некоторые еще стонали, и казаки с руганью добивали их шашками. Миронов хотел остановить убийство, но доктор сказал:
— Все равно они умерли бы от потери крови. Брать их нам некуда и перевязывать нечем. Наши госпитальные подводы и без того переполнены. — Помолчав, он добавил: — Бог нам судья, хоть я и атеист.
Собрав поредевшее войско, Миронов обратился к нему с короткой речью:
— Господа, хватит крови, мы устали от крови. Хочется верить, что это последнее сражение между красными и белыми. Это конец Белого движения в Монголии. Оно поставило точку в гражданской войне как для нас, так и для русской революции. В сложившихся обстоятельствах нам не остается ничего другого, как спасать свои жизни.
Было холодно, по-прежнему дул с гор влажный ветер.
— Какая холодная пасхальная погода, — сказала Вера, — совсем как во французской пословице: «Новый год — на балконе, Пасха — перед камином».
— Когда минуем скалу и выйдем к озеру Далан-Нор, потеплеет, — успокоил Миронов. — До озера Далан-Нор мили три-четыре. Это уже китайская граница.
Впереди блестела освещенная солнцем озерная гладь. Потеплело. Пришлось снять верхнюю одежду и остаться в одних гимнастерках.
— Наконец тепло по-пасхальному, весной запахло, — Вера глубоко вдохнула, — какое благоухание!
— Это цветет дикая вишня, — предположил Миронов, — долина наполнена благоуханием цветущей вишни.
— Благодатные места, — сказал один из казаков, глядя по сторонам.
— Верно, места такие, что умирать не надо, — отозвался другой. — Тут и хлебный урожай — не пожалуешься, и пчелка медку да принесет.
— Вдоль озера по обе стороны границы есть хутора и поселения русских колонистов. Пойти бы и нам с тобой, Вера, в пахари, как народники-интеллигенты в крестьяне шли и как Лев Николаевич Толстой пахал, — предложил Миронов.
— Нет уж, не хочу, — возразила Вера. — Лев Николаевич пахал не ради хлеба насущного, а из идейного желания опроститься. А у меня совсем другие идеи.
— Какие же?
— Надеть шелковые чулки и пойти к «Максиму». Видишь, какая я осталась куртизанка.
— Бедная, — Миронов поцеловал ее.
— О другом, Коля, мы уже и мечтать не можем. Сидеть в собственном имении на балконе, заросшем жасмином, пить чай с маминым вишневым вареньем и читать Толстого. Это несбыточные мечты. Мама умерла, имение разграблено и сожжено милыми нашими крестьянами, в которых Толстой учил нас видеть основу природного и божественного.
— Зачем же упрекать крестьян в нарушении заповедей, если мы все их нарушали когда-то? На меня, молодого студента, произвела очень сильное впечатление статья Толстого «Не убий никого!». Эта правильная мысль в подтверждение древнего закона не содержит в себе, однако, объяснений, где лежит препятствие, мешающее ее осуществить, — вне нас или внутри нас?
— Что же делать?
— Что делать? Не знаю. Жить и не бояться смерти. Мне кажется, ужас перед смертью делает человека убийцей. Впрочем, это называется инстинктом самосохранения или, в нашем военном деле, — солдатской доблестью и храбростью. Как часто бывает в философии, круг замкнулся вопросом о квадратуре круга. Слова становятся бессильны, остаются только безмолвная вера и безмолвная красота природы, этой земли, сочных листьев, травы, голубизны бескрайнего неба, пения птиц.
Казаки, ехавшие следом, тоже любуясь красотой окрестных мест, вели меж собой нехитрые свои разговоры.
— После красной мобилизации вернулись мы к осени, — говорил один, — да сено докашивали еще в октябре.
— А Унгерн пришел — и вовсе разорение, — продолжал другой. — У нас, в Забайкалье, паров запасти не успели, сеять придется по старым жнивьям. Ежели лето засушливое — все сгорит. Урожай выйдет сам-два, а местами не взять даже и затраченных семян, — он вздохнул и вдруг, встряхнув чубатой головой, запел: «Скакал казак через долину, через маньчжурские края».
Казаки хором подхватили.
— Скакал казак через долину, через маньчжурские края.
— Кисет казачка подарила, когда казак пошел в поход, — пел казак.
— Она дарила-говорила, что через год будет твоя, — снова подхватили казаки.
Конное войско, обойдя озеро Далан-Нор, пересекло китайскую границу. Китайские солдаты стояли в полном вооружении по обеим сторонам, но не приближались. Казаки слезли с коней, сложили оружие и далее двинулись пешей колонной. Миронов взял большой деревянный могильный крест с подводы и пошел впереди. Этот жест пасхального смирения произвел впечатление на казаков. Многие глаза увлажнились, потекли слезы. Из расположенного неподалеку поселка русских колонистов доносился торжественный звон пасхальных колоколов.
— Христос воскресе, Вера, — сказал Миронов, глядя на ее лицо со скорбными чертами.
— Воистину воскресе! — ответила она, подняв голову.
Томительно-призывно, по-бетховенски звучали колокола.
Кресты, кресты, кресты… Русские кладбища, разбросанные по миру, на чужбине.
Фридрих Горенштейн, Андрей Кончаловский
МАРИЯ МАГДАЛИНА
синопсис сценария