Алхимический бог конструируется по подобию христианского Бога. Мощь его столь же безгранична. Даже больше. Философский камень в области «изготовления» чудес куда производительней своего официального аналога. Вот почему философский камень — больше, нежели комментарий, больше даже, нежели интерпретация христианского мифа. Это не работа по образцу. Алхимическое дело — это сотворчество с богом, акт творения, глубоко еретический акт, взрывающий традицию, хотя внешне этой традиции подобный, ибо «novarum rerum (даже под видом старого) cupidus». В то же время чудеса, творимые камнем, куда менее духовны, зато куда более заземлены, огрублены по сравнению с христианскими чудесами. Они популярны до вульгарности. Не потому ли сподоб-ленность алхимическому богу межкультурна, а значит, уже принадлежит иной культуре, еще только мреющей в недрах исконного средневековья? Если возможен и даже естествен для христианского Бога схоластический вопрос о том, может ли он сотворить такой камень, который сам поднять не может, — вопрос, содержащий момент униженности бога и только потому и его могущества, то для философского камня, а тем более для адепта такой вопрос нелеп. Причастность к богу — не через нищету духа, а через гордыню духа. Бог равен самому себе. Средневековые антитезы недвижны, взаимодействие снято, или почти уже снято, в алхимическом Великом деянии. Оно, это деяние, индивидуально одиноко. Парацельс, произносящий еретическую алхимическую инвективу авторитаризму стадности во имя авторитаризма гордого адепта-одиночки: «Следуйте за мною, ты, Авиценна, ты, Гален, ты, Разес... Следуйте за мною, а я не пойду за вами. Вы из Парижа, вы из Монпелье, вы из Швабии, вы из Мейссена, вы из Кёльна, вы из Вены, вы из тех мест, что лежат по берегам Дуная и по течению Рейна, вы с островов на море; ты, Италия, ты, Далмация, ты, афинянин, ты, грек, ты, араб, и ты, израильтянин, следуйте за мной, а я не пойду за вами. Не я — за вами, а вы следуйте моим путем, и пусть ни один не укрывается за угол, чтобы не осрамиться, как собака. Я буду монархом, и будет моя монархия. Поэтому я управляю и опоясываю чресла» (Фигуровский, 1969, с. 146; Paracelsi, 1603, II, с. 4-5).
ИТАК, внешнее сходство алхимического и христианского богов как будто оборачивается их глубинным различием. Словно сошлись два мифа в идейном противостоянии. Один — культурный — миф о Христе, другой — межкультурный — миф о философском камне, сигнал о новой культуре, возникшей в точке преобразования культуры христианского средневековья, на границе выхода за пределы. Конструирование по образцу, а значит, сотворение остраненного образа, в котором главная боль средневековья особенно болит.
Грубое единение духа и плоти через алхимического посредника кажется доступней утонченного единения в чистом христианстве. Напротив, акция коллективного спасения как будто оборачивается акцией спасения индивидуального. Общение с самим собой. Общение внутри элиты. Тайный герметизм. Надменное бормотание посвященных.