Рабочая гипотеза

Леонид задумывается. У кого работа поставлена правильнее, у Шаровского или у Титова? Штатным расписанием предусмотрены две должности: старший лаборант и лаборант. Старший лаборант – это либо хозяйственник, либо же у него тема, за которую он отвечает. Просто лаборант – работник, помогающий какому-либо сотруднику. Шаровский на штатное расписание не обращает внимания: подавляющее большинство лаборантов у него «сидят на темах», независимо от того, какую зарплату они получают. В результате имеет место своеобразная уравниловка: одну и ту же по характеру работу выполняют и младшие научные сотрудники-кандидаты, и сотрудники без звания, и лаборанты обеих категорий. Делается это для того, чтобы одновременно шло как можно больше тем. Неважно, что отдельные работы выполняются из-за такой постановки дела немного медленнее, зато любая из поставленных проблем сразу же охватывается почти всесторонне. Такая система не каждому руководителю по плечу: нужно обладать работоспособностью Шаровского, чтобы справиться с целым ворохом тем. Так у кого же работа поставлена правильнее – у Шаровского или у Титова? Штатное расписание нарушают оба: Титов превращает сотрудника Мезина в своего лаборанта, Шаровский, наоборот, поднимает лаборантов до уровня научных сотрудников, своих соавторов. Лаборант, интересующийся наукой, скажет, что прав Шаровский; многие же сотрудники, лишенные лаборантской помощи, предпочтут работать в группе Титова, разумеется, находясь на положении Николаева, а не Мезина.

– Когда проходимец Корейко из «Золотого теленка» был юн, он бродил по городу, искал кошелек – вот тебе пример бездумного кладоискательства. В лучшем положении были Том Сойер и Гек Финн – у них были гипотезы: копать нужно там, где нечисто, или же куда падает тень от дерева в полночь. И если верить Твену, гипотезы им помогли!

– Не думала, что ты приравниваешь свое теоретическое детище к твеновской дохлой кошке!

– Не забывай, что эта кошка обладала лечебными свойствами, – сводить бородавки тоже наука…

Этот разговор Громов и Котова вели в день, когда Лиза вернула Леониду его диссертацию. Предстояло выяснить, согласится ли Котова работать с ним над неплановой темой; и чтобы облегчить себе задачу, Громов заговорил с ней на ее языке. Но она ответила совершенно серьезно: удел экспериментатора – к кому-либо примыкать. Гипотеза, эксперимент, теория – этой последовательности трудно избегнуть. Может ли она примкнуть к Лихову? Пропыленный сюртук теории радиотоксинов кажется ей безнадежно устарелым, слишком много вопросов эта теория оставляет без ответа. Брагин с его гормонами, Шнейдер и его черт те что? Трудно кому-либо отдать предпочтение.

– Есть прорехи и в твоей гипотезе, но у меня почему-то чешутся руки перевести ее на язык экспериментов. Потому, может быть, что в отличие от Брагина ты не столько болтаешь, сколько работаешь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Иван Иванович Шаровский почти никогда не прибегал к выражениям иносказательным.

Но Раиса Мелькова услышала:

– Обратимся к терминам кулинарным. У хорошего блюда всегда должен быть хороший гарнир. Совсем плохо, если кто-нибудь вздумает заедать осетрину мороженым. И лучше всего, когда эта деликатная рыба подается в собственном соку.

Они сидели на «Олимпе», беседовали о том времени, когда Шаровский ушел из университета. Он не любил об этом вспоминать, но сегодня Раиса неумолима. Она понимала – в ней говорит настроение, но сделать с собой ничего не могла. Задавала вопрос за вопросом, тянула и тянула Ивана Ивановича за душу, пока он не разговорился.

Виною всему был Лихов – так думал Иван Иванович.

Еще в двадцатых годах, молоденькими ассистентами, они сумели увидеть будущее лучей Рентгена.

– Это не только средство диагностики! – не забегая вперед, говорил Шаровский, а Лихов уже тогда был склонен к «незаконным гарнирам»:

– Лучи эти помогут биологам перевернуть мир!

Сперва они действовали порознь, позднее же решили объединиться. Яков Викторович первый пришел к Шаровскому:

– Иван, мы должны работать вместе.

Но дальше пробивал стену энергичный и дотошный Иван. Он стучал кулаком в Наркомпросе, ломился в двери к университетским тузам, будоражил своим раскатистым баском заседания и собрания. В результате единомышленники, но представители разных отраслей биологии – физиолог Лихов и микробиолог Шаровский – создали общую лабораторию.

– Кто же у нас будет заведующим?

– Не все ли равно? Заведуй ты, Яков.

Тогда Ивану Ивановичу действительно было все равно: была бы возможность работать, а объекты вначале были разграничены очень четко. Но потом они перестали быть микробиологом и физиологом, ибо то, что они создали, было зародышем новой науки. Постепенно перемешались объекты; и скоро они уже сами не знали, где начинается Лихов и где кончается Шаровский…