Рабочая гипотеза

А в гостинице его ждали письма. В одном письме его утешали: что уж так-то переживать из-за обезьян? Опыт необходим – стоит ли волноваться? Ведь не терзался, вероятно, Степан на Орловско-Курской дуге, где орудие под его командой превратило в металлолом танк, которым управляли не обезьяны… Степан бросил письмо, не дочитав. Как не могут понять, что утешения такого порядка – вовсе не утешения? Громов, хранящий в ящике стола чуть ли не десяток боевых наград, такое никогда не напишет…

Пушка Лихова и выстрелила и не выстрелила: в группе с облучением и защитой выжили две обезьяны, в то время как в облученном контроле погибли все, однако было две смерти от «Ли» без лучей, и этот «выстрел по своим» сводил на нет положительные стороны эксперимента.

Страшнее всех погибал Фердинанд. Балуй и Славный, обезьянки, которым «Ли» принес пользу, к концу опыта Степана возненавидели: они не могли понять, что злоключения их вызваны лучами, и все беды свои сваливали на Степана, связывали с блестящими штуками, которыми тот колол их и резал. Фердинанд погибал от лучей. Разумеется, он тоже не понимал, отчего болен, но по-иному, чем Балуй, воспринимал посещения Степана: в последние дни тот кормил Фердинанда и поил, укрывал одеяльцем. И Фердинанд его полюбил. В результате, как ни гнал Степан от себя мысль, она появлялась вновь и вновь: Фердинанд смотрит на него так же, как смотрела в последние дни свои Валя на Леонида: «Нет, не того боюсь, что умру, а того, что, умерев, больше тебя не увижу…» Так же точно смотрел в сорок втором Алеша Морев. Ему разворотило осколком грудную клетку, но он ухитрился умирать в полном сознании. «Оказывается, это не так уж страшно… Страшнее другое: как вы-то, ребята, выстоите?» – вот что, казалось, говорили его глаза.

В этот день Степан напросился в гости к сотруднику питомника, у которого дома был рояль. Весь вечер играл, хозяевам надоел даже. Надо было отвлечься.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

– Когда кто-нибудь болеет, шеф воспринимает это как личное оскорбление, – говорит Елизавета, и Леонид находит сказанному подтверждения.

По городу гуляет грипп, не сильный, но и не слабый, эпидемия как эпидемия. Лаборатории везет, у соседей больных больше, однако Иван Иванович сумрачен: по шести темам вынужденные задержки. Но вот грипп начинает стихать, и все-таки одна сотрудница, все время крепившаяся, заболевает.

– Странно! – произносит тогда Шаровский. – Ведь кривая эпидемии пошла на спад.

По поводу этих слов тайно хохотали все. Их передавали как анекдот, и стоило любому биологу их услышать в сочетании с фамилией «Шаровский», как рот у него расплывался до самых ушей: ведь и во время спада заболеть нехитро, и то, что Шаровский, именно Шаровский говорит такую в сути своей методически нелепую вещь, всем кажется очень смешным. Но анекдот имел продолжение. Как бы для того, чтобы показать Ивану Ивановичу его ошибку, вездесущий грипп свалил самого Шаровского в момент, когда кривая была близка к нулю.

– Не может быть! – говорили вокруг. – Это противоестественно! В анналах лаборатории не записано случая, чтобы Иван Иванович не вышел на работу!

Возможно, шеф находился в полубреду, когда он звонил Громову. Так, во всяком случае, считает Елизавета.

– Леонид Николаевич? Я неожиданно заболел, и у меня к вам просьба. В течение тех двух-трех дней, пока меня не будет, проследите, пожалуйста, за ходом тем, связанных с нервной системой. Прошу докладывать мне ежедневно по телефону.

– Вот здорово! – Елизавета даже на стуле подпрыгивает. – Чего ж ты ждешь? Моментально отправляйся, делай обход!

– Обход? Ну нет. Это выглядело бы глуповато. – Леонид собирается просто в течение дня справиться у всех по-товарищески: что и как.

– Не выйдет! Народ наш привык к обходам, и ты сам поймешь: не выйдет.

– Оставь, пожалуйста, мы с тобою можем работать самостоятельно, а чем хуже другие?

Но, оказывается, Лиза знает лабораторию лучше. Проходит час, и в их комнате появляется лаборантка, недавнее приобретение Ивана Ивановича, Зиночка Жукова, «этакий черно-бело упитанный шлемпомпончик в восточном вкусе. Ты заметил, Леня, что шеф на старости лет стал подбирать кадры по внешности?».

– Простите, Леонид Николаевич, что я вас тревожу, но у меня ничего не получается.

Громов встает, отправляется вместе с Жуковой на ее рабочее место. Тут все ясно: дамочка не владеет элементарной методикой. Громов показывает: «Вот так делайте», – и хочет уйти. Но за столом рядом сидит Извекова, научный сотрудник, такой же кандидат, как и сам Громов. Она подтаскивает свободный стул, смущенно улыбается, смотрит на Леонида: видно, и ей нужна помощь. Громов подсаживается, читает протоколы. Тут идет «лоскутная» тема. Интересно!

– На каком этапе у вас работа?