Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы

Можно ли объяснить это явление тем, что переход к НЭПу не стал возвратом к традициям рабочего самоуправления, и оно по-прежнему переживало тяжёлые времена? Не случайно лидер левого меньшевизма Мартов подверг первые шаги НЭПа резкой критике, а в недрах профессиональных союзов вновь возникли оппозиционные настроения. Представляется, что В. И. Ленин при переходе к нэпу главную задачу видел всё же не в экономике, а в том, чтобы реформировать госаппарат, «который ровно никуда» не годился и который большевики «переняли целиком от прежней эпохи». Тем не менее, именно эта задача в рамках НЭПа реализовалась не в полном объёме и не вполне в том направлении, которое виделось Ленину. Победную поступь бюрократизма рынок не остановил, даже ускорил. Соответствующие изменения отразили происходящую эволюцию режима и в области социальной структуры населения. Так, например, с примерно 9 млн в 1923 г. численность населения городов увеличилось к 1926 г. до 11 млн, то есть на 21 %. Прирост же численности служащих был существенно выше и составил за те же годы 31%. Количество безработных к концу нэповского периода примерно совпадало с численностью управленцев, что даёт представление о тенденциях расслоения «социально однородного общества победившей революции». Рост бюрократизма напрямую отразился и на состоянии рабочего самоуправления, что выразилось в разгроме профсоюзных кадров в конце 1920-х гг., а также падении роли профсоюзов в советской политической системе.

Но наиболее противоречивыми в судьбах рабочего самоуправления становятся 1930-е годы. Связь 30-х гг. с событиями революции 1917 г. несомненна, но многим она видится совершенно по-разному. Не случайно поворот к тому курсу, который стал господствующим в это время, называют революцией, но революцией сверху, значит, уже не совсем революцией. Причина множества столь полярных оценок, существующих на этот счёт, – в сложности самой эпохи. Неоднозначность происходившего тогда, как представляется, особенно ярко проявилась как раз в ситуации, складывающейся вокруг различных форм рабочего самоуправления.

Отмеченная для эпохи русской революции двойственность почвеннических и модернизационных тенденций становится в это время ещё более наглядной, сужается и круг возможных альтернатив дальнейшего общественного развития. Но тот вывод, который был сделан нами применительно к середине 1918 г. (о том, что, несмотря на кризис и ликвидацию одних форм самоуправления, оно продолжало существовать и развиваться в других) представляется нам применимым и к 30-м годам.

Разумеется, мы не собираемся оспаривать выводы Т. Клиффа и других специалистов по истории рабочего движения периода индустриализации, что сталинская группа вынуждена была нанести целый ряд ударов по самостоятельности рабочего движения с тем, чтобы суметь самой удержаться у власти. Так, в ходе борьбы за единоначалие на производстве был упразднён так называемый треугольник, когда в выработке и принятии решений помимо директора участвовали также руководители профсоюзной и партийных ячеек этого предприятия. По сути речь шла об участии в управленческой деятельности рабочих, правда, в отчуждённой, опосредованной форме. Для понимания атмосферы 30-х гг. характерно, что, несмотря на то, что и профсоюзы, и партия давно стали составными частями политической системы, даже эта реликтовая форма рабочего контроля показалась теперь ненужной для правящей бюрократии. Официально треугольники были похоронены в 1937 г., когда на Пленуме ЦК один из ближайших сподвижников И. Сталина -А. Жданов заявил: «Треугольник представляет из себя совершенно недопустимую форму… Треугольник представляет нечто вроде какого-то коллегиального органа управления, в то время как наше хозяйственное руководство совсем иным образом построено».

Дальнейшему нажиму подверглись и сами профсоюзы, которые были лишены своего традиционного фундаментального права регулирования оплаты труда. В 1934 г. умерла традиция заключения коллективных договоров. В 1940 г. председатель ВЦСПС Шверник прокомментировал это следующим образом: «… когда план является решающим началом в развитии народного хозяйства, вопросы зарплаты не могут решаться вне плана, вне связи с ним. Таким образом, коллективный договор, как форма регулирования заработной платы, изжил себя». Ну и, конечно, серьёзно ограничивало возможность самоорганизации рабочих рабочее законодательство конца тридцатых годов. По сути, это было законодательство уже военного времени, и демократические процедуры в нём никак не предусматривались.