«Рабочий» в творчестве Эрнста Юнгера

Тот удар, который наносит техника традиционным историческим единствам, проявляется также в условиях войны. По словам Юнгера, на самом деле в современной войне линия разделения фронтов пролегает в метафизическом измерении иначе, чем это представляется воюющим; точно так же огонь, обрушивающийся с обеих сторон на головы сражающихся солдат, в действительности направлен против одной цели. Современная война, рассматриваемая как технический процесс, ломает нечто большее, чем просто физическое сопротивление побежденной нации. На ней идет невидимая атака против пользователей техническими средствами. На войне народы и государства во многом перестают быть тем, что они представляли собой в мирное время; они обретают форму рабочих единств. Здесь идет призыв, мобилизация и активизация сил, которые заходят гораздо дальше поставленных целей. Но «если в центре действия, в эпицентре разрушений, каковой, однако, сам остается неповрежденным, мы сумеем разглядеть гештальт рабочего, нам откроется единый характер и четкая логика самого разрушительного процесса». Поэтому нет ничего удивительного в том, что в результате великой войны последние остатки старых режимов, в частности монархических и династических, рухнули как карточный домик, а вместе с монархами исчезли прежние привилегии каст и сословий; впрочем, и возможность сохранения того же буржуазного образа жизни становится сегодня все более сомнительной.

В общем с появлением технических символов прежнее пространство молниеносно превращается в пустыню, из него исчезают все прежде наполнявшие его духовные силы, принадлежащие как микро-, так и макрокосму. Техника, говорит Юнгер, «столь разрушительна для всякой старой веры, что эту ее черту можно считать просто побочной». «Все попытки церкви говорить языком техники лишь приближают ее закат в ходе общей секуляризации». Когда выяснилось, что техника двулика, подобно Янусу, когда она сбросила с себя маску, благодаря которой в ней видели исключительно орудие прогресса, помогающее человечеству достичь нравственного и интеллектуального совершенства; когда стало понятно, что она одинаково готова служить и добру, и злу, а военное использование ее средств подтолкнуло человечество к невиданным ранее катастрофам, вслед за традиционными религиями потерпела крах и мирская религия нашего времени, оптимистический культ прогресса XIX века.

В наше время только область техники не выказывает симптомов упадка, что «явно выдает ее принадлежность к иной, более значительной системе отсчета», а именно к новому миру, в центре которого стоит гештальт рабочего. За короткое время, прошедшее с первой мировой войны, благодаря соблазнительному языку комфорта, рациональности и могущества «ее символы проникли в самые глухие уголки земного шара куда быстрее, чем тысячу лет назад крест и колокол — в лесистые и болотистые земли германцев». «Там, куда проникает объективный язык этих символов, старый закон жизни терпит крах; из действительности он вытесняется в область чистого романтизма».

Подытоживая, Юнгер пишет: «Весь круг земной усеян обломками разбитых картин. Мы — свидетели конца, сравнимого по своим масштабам с геологическими катастрофами. Поэтому не стоит попусту тратить время, решая, к кому примкнуть — к побежденным, раздавленным пессимизмом, или к победителям, лучащимся наносным оптимизмом». Куда важнее научиться «браться за клинок так, чтобы не пораниться о его лезвие». Важно научиться видеть. «Мы имеем дело с одной из тех материальных революций, которые совпадают с появлением новых рас, успешно овладевающих магией новых средств, таких как бронза, железо, лошадь, парус. Подобно тому, как конь обретает смысл только благодаря всаднику, железо — кузнецу, корабль — навигатору, так и метафизика технического инструментария раскроется только в момент появления расы рабочего как превосходящей его величины».

Атака на индивида. Тип