Работа для оборотня (СИ)

- Молодец. Эй, леди, – Кэтрин кивнула седой волшебнице, которая испуганно высунулась из-за стола. – Будьте так добры, зажгите камин.

В дальнем конце зала загрохотали магические лифты, сразу четыре двери отъехали в стороны, и в зал выбежало не менее дюжины человек в алых мантиях. Замелькали волшебные палочки, наставленные в лицо Кэтрин. На концах некоторых уже сверкали зелёные искры.

- Убейте её!!! – закричала Амбридж.

- Да! – зло рассмеялась Кэтрин. – Давайте, идиоты, стреляйте Убивающим! Я не смогу его отразить! Но вы уверены, – она слегка подтолкнула Амбридж вперёд, – уверены, что все ваши заклинания попадут в цель?

Они не были уверены. Кэтрин видела по их лицам – молодым и зрелым, мужским и женским – что они не уверены, что они злы, сконфужены, растеряны. Она целые сутки кружила по подземному лабиринту, пряталась, убегала, она устала и голодна, она готова на всё, и они это знали.

- О’Риордан, – твёрдо сказала Кэтрин. – Ведите её сюда.

Авроры расступились, пропуская вперёд высокого плечистого мужчину с изуродованным лицом. Слегка прихрамывая, устало ссутулив плечи, он зашагал к Кэтрин, держа за плечо Бобби. Увидев её, Кэтрин почувствовала облегчение: Бобби выгядела бледной и растерянной – последствия Оглушающего – но судя по всему, её не пытали.

- Твоей подруге повезло, что я добрался до неё раньше, чем Крауч, – сказал Аластор Грюм, пристально глядя на Кэтрин. – Она сообщила мне кое-какие имена. Догадаешься, какие?

- Хантер, Спайдерсон, О’Ши, – Кэтрин разговаривала с Грюмом, но смотрела всё время на Бобби, только на неё. Бобби стояла прямо, с бесстрастным лицом, но её глаза не отрывались от глаз Кэтрин, и эти тёмные глаза сияли ярче, чем волшебный огонь, уже гудящий в камине за спиной Кэтрин.

- Я их запомню, – сказал Грюм, сощурившись. – И вас я тоже запомню. Отпусти заложницу.

- Только после того, как мы уйдём.

- Ты, кажется, договаривалась на две минуты, – усмехнулся Грюм. – Прошло уже три, так что отпусти её.

- Просто убейте её, Грюм, будьте мужчиной! – прошипела Амбридж. Кэтрин взмахнула палочкой, снимая «Протего», и толкнула её в спину:

- Повезло тебе сегодня!

Бобби бросилась к Кэтрин, они схватили друг друга за руки и прыгнули в зелёное пламя. Их фигуры завертелись и исчезли в языках огня.

- Я вам это припомню, Грюм! – прошипела Амбридж. Грюм не удостоил её и взглядом. А вот его подчинённый, Диоген Райс, побледнел от гнева. Обычное самообладание оставило его, и он повысил голос:

- Вы обязаны ему жизнью, мисс Амбридж!

- Придержите язык! – завопила на него Амбридж. – Вы слышали, Грюм?! Он смел повысить на меня голос! Объявите ему выговор, или я подам жалобу!

- Тихо! – рявкнул Грюм, и его голос отразился от стен и потолка. В атриуме воцарилась тишина, и Грюм усмехнулся:

- Что ж, я так полагаю, чрезвычайное положение отменяется, – прорычал он. – Мисс Амбридж, можете отправляться домой, только не забудьте отпустить своих сотрудников. Вы все! – он обвёл взглядом смущённых молодых авроров. – По домам, живо! Чтоб завтра к девяти были здесь как штык! У нас есть работа!

8 ноября 1981 года. 22:59

На стене церкви висели часы. Волшебная свеча, горевшая под ними, позволяла следить за временем даже в темноте. Поэтому Ремус знал, что его бьют уже два часа. Он не кричал. Даже когда Лосось вывихнул ему все пальцы на левой руке, отгибая назад один за другим, он задушил крики в груди. Глухой вздох, сдавленный рык, иногда – резкий стон, когда удар был особенно сильным – вот и всё, что от него удалось добиться.

Когда он превращался в оборотня, было больнее. Тогда он кричал от боли так, что вся округа замирала в ужасе. Каждая кость в его теле ломалась и срасталась заново, острые клыки разрывали изнутри дёсны, отросшие когти полосовали плоть. Но превращение в оборотня никогда не длилось долго. Десять-пятнадцать минут, максимум полчаса. И во время превращения он испытывал только боль и ярость. Он не чувствовал ни страха, ни унижения.

Руки были вытянуты вверх и прикручены верёвкой к цепи, которая свисала с потолка. Не магические шнуры, обычная верёвка, но затянута крепко, не вырваться. Она уже стёрла ему запястья до крови, но руки затекли так, что он почти не чувствовал боли от царапин. Плечи мучительно онемели. В боках и груди поселилась острая боль, мучившая его при каждом вздохе. Он знал: это рёбра. Лосось переломал их кулаками, и не остановился на этом, продолжал бить, чтобы обломки костей вонзились в лёгкие.

В церкви, кроме него и Лосося, был всего один оборотень – Гвилт. Сидя на скамье напротив Ремуса, он наблюдал за избиением со спокойным, холодным выражением лица – такое же лицо у него было всегда, когда он ел, спал, убивал. За весь первый час вожак не произнёс ни слова, не задал ни одного вопроса. Только спустя час он начал спрашивать:

- Кто попросил тебя украсть наркотик? Для кого ты его украл?

И Ремус каждый раз отвечал:

- Никто. Для себя.