Работа для оборотня (СИ)

И вот тут Ремус закричал. Заорал, как тогда, в Визжащей хижине. Боль пронзила его руки, слепящая, сводящая с ума. Боль была такой, что сперва он подумал, что Гвилт оторвал ему кисти рук напрочь. Вожак отпустил его, отошёл на шаг, спокойно глядя, как Ремус покачивается на окончательно вывихнутых руках. Тот перестал кричать, и теперь дышал часто и резко, как после быстрого бега. Его грудь судорожно вздымалась, рубашка на правом боку блестела от крови. Решив, что настал подходящий момент, Гвилт неторопливо достал из рукава волшебную палочку, ткнул ей в грудь Ремуса и произнёс:

- Круцио.

Выгнувшись дугой, Ремус закричал от боли, пронзившей каждую клеточку его тела. Кости раздробило на кусочки, мышцы наполнились осколками стекла. Из зажмуренных глаз текли струйки горячих слёз. Он не знал, сколько это продолжалось. Но одно он знал точно: это было намного хуже полнолуния. Когда наконец Гвилт взмахом палочки прекратил мучения, он был готов поблагодарить его.

- Я не люблю это заклинание, – признался Гвилт, задумчиво разглядывая палочку. – Оно слишком грубое. Всё равно что использовать огромную кувалду, чтобы прихлопнуть муравья. К тому же мне оно никогда не удавалось хорошо.

На взгляд Ремуса, оно ему удалось великолепно. Если бы они были на экзамене С.О.В. по заклинаниям, Гвилт определённо получил бы отметку «П». Но он не стал ему говорить об этом. Дыхание ещё не восстановилось полностью, сорванное криками горло саднило, и он был уверен, что потерял голос.

- Видишь ли, – доверительно сказал Гвилт, – чтобы «Круциатус» удался как надо, нужно испытывать огромную ненависть к тому, кого пытаешь. Нужно хотеть причинить мучения – не обязательно для получения сведений, просто ради мучений, и наслаждаться этим. А мне, Ремус, не хочется, чтобы ты мучился.

Ремус смог только усмехнуться.

- Да, представь себе. И Лососю не хотелось. Видел, как он разбил себе кулаки в кровь? У него всегда так. Я приказываю ему бить провинившегося, пока ему самому не станет больно. Будь его воля, он бы уже давно остановился, но он никогда не останавливается, пока я не разрешу. Потому что он – мой волк. И ты тоже. Но ты нарушил правила, и поэтому должен быть наказан. Ну что? Скажешь правду или мы продолжим?

- Нет, – хрипло выдохнул Ремус. – Я скажу. Скажу.

Он не хотел этого делать. Когда он готовился к охоте, у него мелькнула мысль сказать это, если его поймают с Лакримой. Но тогда он надеялся, что выдержит допрос. Глупый, самоуверенный слабак.

- Я взял наркотик не для себя, – прошептал он. – Я взял его для Финна.

- Для Финна? – угрожающий рык прозвучал в голосе Гвилта. – Ты хочешь сказать, Финн – наркоман?

- Нет… Он убийца.

Боль мешала ему сосредоточиться. Задыхаясь, он продолжил:

- Я знал Марлин МакКиннон. Мы учились вместе. Были друзьями. Твои оборотни убили её. Я увидел, что на Урсуле её свитер. Спросил, откуда. Она сказала… сказала, что Финн принёс его. И я подумал… что это Финн… убил Марлин. Я решил отомстить ему. Подбросить ему наркотики, чтобы ты… наказал… его. Это всё. Это правда. Прошу, дай мне встать на ноги.

Гвилт молча стоял и смотрел на него. По его лицу нельзя было прочитать, что он чувствует. Что хочет сделать с оборотнем, который хотел подставить его сына. Но когда он снова заговорил, его голос звучал спокойно:

- Тогда почему ты спас Финна от смерти сегодня ночью?

- Я не хотел его спасать. Я спасал только… себя…

Он чуть не сказал: «и Дэна». Но вовремя замолчал. Не надо подставлять его, Дэн и так пытался вступиться за него там, в лазарете. В отличие от Жирного Стю или Лосося, которым он помог. А ведь Дэн предупреждал его. Говорил, что они не защитят его, когда он попадёт в беду. И что он ответил? «Я постараюсь не попасть в беду». Какой же идиот. Какой самоуверенный идиот…

- Значит, поэтому ты здесь? Потому что хотел отомстить за свою подругу?

Он шагнул чуть ближе, глядя ему в глаза. Ремус с трудом держал глаза открытыми, веки налились свинцом, ресницы слиплись от слёз, но сквозь туман он всё равно видел, как сверкают в полутьме эти серые глаза, и не мог заставить себя отвернуться или опустить веки, хоть как-то защититься от этого пронизывающего взгляда. Ему казалось, что Гвилт видит сквозь его одежду и кожу, что он видит всё. Каждую сломанную кость. Каждое растянутое сухожилие. Каждое багровое облако внутреннего кровотечения. И каждую мысль, каждое воспоминание, каждый усталый взгляд Дамблдора, каждое слово древнего валлийского языка, чернеющее на иссохшем пергаменте под изображением Верного Когтя.

- Что ещё? – спросил Гвилт. – Что ещё привело тебя сюда?

- Я хотел отомстить, – проговорил Ремус, с трудом узнавая свой голос, еле различая слова сквозь хриплое рваное дыхание. – Тебе. Ему. Всем вам. Мне больше нечего сказать. Отпусти меня или убей.

Губы Гвилта слегка изогнулись, и Ремус не смог разобрать, была то улыбка или гримаса злобы. Он поднял руку, в которой сверкнул нож. Не Верный Коготь – обычный широкий нож.