Работа для ведьмы

Однако, шесть лет назад я наведалась к профессору по некротическому искусству за консультацией, и заглянула в вишнёвый сад, чтобы в приятной обстановке дождаться, когда учитель освободится от уроков. И вот тогда впервые его высочество явился передо мной, так сказать, воплоти. Ну, естественно, насколько такое возможно у призраков двадцать первого – наивысшего – уровня.

Я настолько опешила, стоя под деревом, что не смогла произнести ни единого слова. Фантомом оказался долговязым подростком лет пятнадцати, с грустными карими глазами, восточными чертами лица, роскошными тёмными, длинными волосами. Он явился из ниоткуда, став плотным, непрозрачным существом в белых одеждах.

Парнишка подошёл ко мне, протянул руку к дереву, будто собирался облокотиться на него, а затем резко наклонился, так, что наши лица оказались очень близко, и прошептал: «Только яркое солнце позволяет в полной мере оценить густоту тени от ветвей вишнёвого сада и насладиться ею. Угостись ягодой. Если сорвёшь червивую, то не переживай – хороших ягод больше». И развеялся.

Вот и думай теперь, зная, что произошло дальше в моей судьбе: толи проклял принц, толи совет дал, толи наградил простым и одновременно великим знанием.

Я распахнула веки, снова оказавшись в мёрзлом панцире:

– Ты чувствуешь, Лютик? Вишнёвый аромат! Стало теплее, не находишь?

– Дела совсем плохи, – посетовал напарник. – Галлюцинации на почве обморожения начались. Хотя против вишнёвой крепкой настойки я, лично, ничего не имею. Как и горячего чая с вишнёвым и брусничным листом. Вишнёвый лист, между прочим, отлично употреблять…

Мне стало не до сетований конька, как и не до его измышлений на тему плодов, прутьев, листьев деревьев, и употребления всего набора разом для увеселения души и тела – я погрузилась в анализ того, какое же событие заставило вспомнить Око сердца.

Видение показалось настолько ярким, что аромат и вкус мякоти ягод, как и сок, заполняющий рот, ощущался так, будто наелась их сейчас. Достоверность иллюзии заставляла меня считать воспоминание подсказкой, о которой мысленно просила.

Я невольно улыбнулась. В тот день, в вишнёвом саду, я срывала плоды и запихивала их в рот. Помню: жевала, глотала, плакала от удовольствия и тревоги, и снова охотилась за новой порцией. Остановить смог только окрик профессора и заклинание, произнесённое им на древнем языке.

Ладно. Будем расценивать воспоминание как подсказку. И?..

Сетка, созданная из застывших капель, истончилась настолько, что смотрелась мутным старым стеклом, через которое мир выглядел поцарапанным и искажённым. Зачарованный бесновался за ним, оскаливаясь и демонстрируя отросшие клыки внутри вытянувшейся вперёд пасти.

На заговор оборотня очень похоже, и, полагаю, именно его сейчас снимают полицейские. Только поведение у Зачарованного не то. Сумма признаков соответствовала также другим похожим Чёрным искусствам. Их не меньше пяти ста – если перебирать все, то жизнь из нас с Лютиком выбьют раньше, чем полиция закончит первую сотню.

А что, если решить задачку, разбив её на отдельные, короткие части? Что если происходящее лишь выглядит чем-то сложным, а на самом деле, простые элементы. Их можно встроить в сюжет чародейского воздействия, элементарно произнеся друг за другом заклинания.

Итак, что мы имели к данному моменту?

Эктоплазма, заполнившая купол – считаем за раз. Око, подбросившее воспоминание о призраке – принце – снова, раз. Почему? Суммируется отлично: тут призраки и там призрак.

А что у нас есть фантом?

Фантом – астральная оболочка, существующая отдельно от тела, но привязанная к нему крепкой связью. Существует в слоях живого эфира, и может уйти в мир иной, если живые сильно попросят или прогонят. Есть ещё одна градация – умертвия. Они – сильные духи, прошедшие обряд перед кончиной. Есть те из них, кто ждут подходящее тело, чтобы продолжить жить в нём. Они существуют лишь за счёт того, что осели на глубоких слоях сумеречного эфира.

Что у нас тут: умертвия или фантомы? Скорее – умертвия, а потому картина резко модифицировалась.

Мёрзлый купол, функционирующий как ловушка. Опять же ощущение одиночества, беспомощности, сводящие с ума живых, тоже вполне рифмовались – считаем за два.

Мне стало больно от того, что мы с Заворожённым оказались в одно время и в одном месте без права что-либо изменить. Одновременно, пришла жалость к будущему убийце, который не понимал, что творил.

И тут меня осенило!

Бухнувшись на ледяной панцирь, которым была скованна земля, я принялась рыться в почтальонской сумке – умещайке, и выкладывать из неё склянки со снадобьем. Лютик, скакавший до этого по кругу, чтобы согреться, замер напротив, наблюдая за моими действиями. Увы, в том и фишка напарника, что столбом стоять, не кидая в воздух слов, он не в состоянии даже десяти секунд. Потому, естественно, полез с вопросами: