Работа любви

О не пришла ли пора, сосредоточась внутри, не взывать ни к кому
И не ждать ничего от любимых? —
Быть только любящим, только самою любовью,
Чтоб напряжение сердца было подобно стреле на натянутом луке,
Взвиться готовой и вылететь вдаль за пределы себя,
Ибо остаться в пределах себя значит не быть. Ты – нигде.

(Рильке. 1-я Дуинская элегия. Перевод З. Миркиной)

Есть такая притча о рае и аде. Путника привели в рай, и он увидел длинные-длинные столы под великолепными деревьями на фоне дивного пейзажа. За столами люди. На столах – волшебная пища. Но она – жидкая. У людей ложки с длинными ручками. Сам себя ты кормить такой ложкой не сможешь. Но люди кормят друг друга, и лица у них счастливые, благостные.

В аду точно такие же столы. Только люди сидят изнуренные, голодные, со злыми лицами.

– Почему вы не едите, когда столько еды? Кормите друг друга!

– Чтобы я кормил эту сволочь – моего соседа?!

Так вот – не наесться самому, а прежде всего накормить другого и тем самым расширить пространство своего «я». Любовь – это выход из ограниченного, конечного «я» в безграничность, в свое бесконечное «я», включающее всех.

Это тайна, постигаемая только волшебным прикосновением. Прикосновением, которое пересекает логику, перечеркивает логические построения и направляет все наше существо в ту самую глубину сердца, где спрятан Бог.

Собранность какая! —
Внутрь себя дорога.
Здесь не отвлекает
Ничего от Бога.
Древних лип громады,
Тишина лесная…
Все, что сердцу надо,
Здесь оно узнает.
Вот он – угол Божий,
Крепость миродержца.
Здесь ничто не может
Отвлекать от сердца.

Когда нас ничто не отвлекает от сердца, когда – все наши мысли, желания устремлены в таинственную глубину нашего существа и вливаются туда, как реки в море, тогда может произойти самое главное: раскрытие сердца и освобождение Бога.

Да, свобода истинная начинается с того, что я освобождаю другого – отпускаю его на волю – ты не должник мой, мне от тебя ничего не надо. Я сам питаюсь из внутреннего источника, а не съедаю твою душу. С этого начинается свобода. И кончается она освобождением Того, Кто спрятан в нашей глубине глубин, освобождением Бога, которого мы терзали. Да, мы терзаем Его, не понимая, что подрываем корень собственной жизни. Мы распяли Бога не только тогда, 2000 лет назад, – это делается во все века нашей страшной истории. Мы отделяем Его от себя, отделяем собственную Бесконечность, собственный источник жизни и не ведаем, что творим.

Не иудеи – иудея,
Не дети женщин – сына Девы,
Не Иисуса Назорея,
А то, что там меж ребер, слева.
Не Бога и не страстотерпца,
Разверзшего покров могилы, —
Распяли собственное сердце
За то, что билось и томило,
За то, что ныло и болело
И порывалось вон из клети
Куда-то в вечность, за пределы,
Очерченные телом этим.
За то, что называло князем
Не князя мира – ком из глины,
За чувство тайной, острой связи
С Незримым, Жгучим и Единым.
За это вечное волненье
Перед немым и непостижным
И своевольное стремленье
Назвать неведомого ближним.
За то, что световые пятна
Ему чертили путь и сроки,
За этот трепет непонятный
От прикасанья звезд далеких.
Не человека-страстотерпца,
Ушедшего в провал столетий, —
Распяли собственное сердце
И жили, смерти не заметив.

* * *

Еще одна притча из книги притч: «К Учителю приходили люди и спрашивали – есть ли жизнь после смерти? Он улыбался и не отвечал ни одному. Когда все ушли, ученики спросили, почему он не отвечал? “Скажи же нам теперь, есть ли жизнь после смерти?”

– Люди никак не могут справиться с этой жизнью, – отвечал Учитель, – и спрашивают о другой. Единственный вопрос, на который надо ответить, – это: есть ли жизнь до смерти?».