У всех ветвей дерева – один ствол; у всех наших органов – ушей, глаз и т. п. – одна кровь, одно сердце – единый организм. Тот, кто вошел в единую для всех Глубину, нашел Бога – то, в чем мы едины. Наша целостность, включающая все и всех в себя – вот Он, Бог. Всем открытая тайна, которая всегда остается Тайной, ибо существует только на последней Глубине. Там сияет. Туда зовет.
Я упала на колени. И когда встала с колен, знала: Творец этой красоты
Елка в моем доме – с моих восьми лет, когда ее разрешили советским детям. А моя любовь к елке началась, кажется, с двух лет. Трудно поверить, но я помню, как меня поднесли к наряженной серебристо-зелеными шарами елочке нашей соседки тети Шуры. Елочка маленькая, стояла на столе. Мама держит меня на руках, а я тянусь, выскальзываю из маминых рук за шаром. Зачарована совершенно. Наверное, ору, чтобы мне дали шар. И добрая тетя Шура снимает с елки чудо из чудес и протягивает мне. И я мгновенно затихаю. И вдруг – шар выскальзывает из ручонок и разбивается на мириады сверкающих дрожащих осколков. Новый крик, но он мгновенно прерывается. Мама рассказывала, что была потрясена, как я моментально затихла, прикованная взглядом к дрожащим переливающимся осколкам на полу.
Вот еще с тех пор – моя любовь к елке. Потом, у подружек, я видела игрушки из детства их родителей (у мамы, к сожалению, все пропало в Гражданскую войну).
Серебряная картонажная рыбка… Она была поистине той самой золотой рыбкой, которая исполняла все заветные желания, сама была заветным желанием, точно знала, что душе нужно, и вела в какое-то неведомое сверкание.
Вела, вела от двух до девятнадцати лет. По каким мытарствам вела!.. И вот привела к Той преобразившей меня вспыхнувшей Ёлке…
Мытарства не кончились. Они стали еще во сто раз больше. Но это было уже нечто совсем другое – сознательное и осмысленное. Смысл жизни был найден. Бог стал реальностью, постигаемой только в опыте глубочайшего сердца.
И вот, начались
Что такое Небесный Иерусалим? Это глубинная реальность, которая, как солнце густыми тучами, закрыта нашими иллюзиями – проекциями нашего эго.
Небесный Иерусалим – это внутренний Свет, который не нуждается ни в чем внешнем. «Ни солнца, ни луны там не будет, ибо Господь Бог – светильник их». Это тот незаходящий свет, который сам является своим источником и сам из себя черпает силы. Небесный Иерусалим, Небесный Град, в котором «Бог отрет каждую слезу с очей их, и ни болезней, ни смерти больше не будет, ибо прежнее прошло, миновало».
Эти последние слова Апокалипсиса всегда переворачивали мне душу. И я знала, что это правда, правда, правда!
Небесный Иерусалим светится внутри
Ни одного случайного штриха. Ни одной случайно повешенной ниточки дождя. Каждая игрушка, каждая дождинка, каждый оттенок света должны найти свое точное место, соотнесенное с тем, которое у всего есть внутри, в невидимой глазам первооснове жизни.
Сказка? Сказку рассказывает мне сама Ёлка, ибо все на ней
Бог есть Слово? Да. Но это Слово говорит только глубине души. Уши его не слышат, но душа слышит и получает задание перевести это Слово с языка беззвучного на язык звучащий. Озвучить свет.
И еще.
Сражение света с Болью. Свет восходит изнутри наружу. А здесь – Боль. Царство Боли. Каждый год она новая, своя, конкретная. И свет падает на эту Боль, как на дождевые капли на ели или на темень леса. Или – куда бы он ни упал, начинается сражение, которое может превратиться в любовные объятия – в ликование; а может и не превратиться.
Сражение с Болью. Свет должен просквозить вот эту сегодняшнюю боль, растворить ее, сразить. Завтра будет другая, и будет новое сражение. Свет все тот же, а боль – новая. Да и свет всегда новый. Просто он никогда не тускнеет, но в каждом новом повороте вновь вспыхивает все тот же вечный Свет и творит новое Действо.
Вот это Действо с массой конкретных подробностей, это – новый поворот луча во тьме – новая сказка. Новый путь странника через лабиринты тьмы, новая мистерия, ибо это всегда мистерия – вход в тайну.
Жизнь таинственна, ибо бездонна. Ощущение бездонности, в которой вечно блуждает и никогда не заблудится Свет, – это ощущение и есть счастье.