Работа над ошибками

- Вот, это она мне дала поносить, сказала – фамильное.

- Дала, так оставьте себе. Тёте он точно не понадобится.

- Простите, - пробормотала я. – Соболезную.

И сбежала вниз по лестнице.

На улице было морозно. Падал лёгкий пушистый снег, ветки деревьев были облеплены им и тяжело склонялись под весом. Вроде бы всё белое, всё чистое, а на душе лежит тяжесть. Будто какое-то дело осталось незаконченным. От этой мысли мне стало не по себе, и я решила в новом году заказать по бабе Маре панихиду. Может быть, тогда успокоюсь.

В магазине за углом, как и каждый раз тридцать первого декабря, кипела жизнь. Коля не обманул – аншлаг был полнейший. Продавщицы едва успевали обслужить покупателей, а те всё шли и шли, меся снежную грязь на светлой плитке пола. Тани уже не было в окошке, и мне стало немного грустно. Красавица Таня выскочила замуж в девяносто четвёртом и уехала в Америку с мужем. А потом, в две тысячи первом, погибла при взрыве башен-близнецов.

Отогнав от себя призрак продавщицы, я поздоровалась с Машей, с Кристиной и с Анатольевной, прошла за прилавок, углубилась в коридор. Унылую зелёную краску стен давно сменили на нейтральную серую, линолеум пола покрыл свежий кафель. В кабинете завхоза вместо громадной тётки обреталась энергичная худенькая Вика, и сейчас она ругалась с кем-то по телефону, только махнула мне рукой в сторону склада. Там я нашла Колю, и поругаться захотелось уже мне.

- Хоть бы халат надел, ей-богу! – проворчала, глядя, как он разгружает ящики с шампанским в дорогом костюме и при галстуке.

Коля остановился, улыбнулся, и время словно остановилось. Он был таким близким и знакомым, но мне не верилось, что он мой, что он рядом, что он настоящий. Поэтому я приблизилась к мужу, потянулась к нему, получила одуряющий поцелуй – как будто не прошло этих тридцати лет… Как будто мы всё ещё были подростками.

- Некогда мне за халатами бегать, - фыркнул Коля. – Помогай, Алька, только травм и не хватало в зале пол Новый год.

- Да уж помогу как-нибудь, - ответила, постепенно приходя в себя. Тридцать первое, сегодня тридцать первое. Не тридцатое, в которое я всегда возвращалась. День сурка закончился, как и три попытки. Бабы Мары больше нет. Моя жизнь прекрасна. Вот разгребёмся с делами и будем праздновать всей семьёй…

- Пап, там ящик кокнулся, мне в накладной так и написать?

Я резко обернулась на голос. Ещё один Коля, только молодой, точно такой же, каким пришёл в этот магазин первый раз устраиваться на работу, гулко стукнул краем тележки о бетонный пол и добавил:

- Привет, мам.

- Да, так и пиши: бой в дороге столько-то бутылок, - кивнул муж и потащил ящик по коридору. А я подошла к сыну, поправила сбившийся на рукаве свитер, потрепала по волосам:

- И ты халат не надел, ну что за семейство такое!

Митька буркнул:

- Некогда мне, папа припахал вон…

Складочка между бровей умилила меня. Сын. Похож на своего отца и одновременно на моего, в честь которого и получил имя. Мало того, что красивый, так ещё и умный – коды какие-то пишет на компе, которые для меня тёмный дремучий лес! В кого только…

- Работай, работай, Мить, меня вон тоже припахали, - усмехнулась. – Но я халат точно надену, а не как вы, при параде полы мыть!

Полы я мыла быстро и ловко. Скрипачка, а прежние навыки остались при мне. Улыбалась покупателям на европейский манер – очень мне нравилось, как в Париже все друг другу улыбаются. Лавировала между людей, подбирая шваброй мокрую грязь. Наносили, конечно, новую, но выглядело всё в целом уже чище. На мне был даже не халат, а зимняя шмотка Вики, в которой завхоз обычно выскакивала принимать товар. Изрядно поношенная и кое-где в пятнах, эта меховая жилетка придавала мне вид бомжихи, если учесть, что и волосы я закрутила в небрежную гульку.

Именно поэтому, когда я увидела Войчевскую, точнее, наткнулась на неё своей шваброй, мне стало смешно. Ей-богу, высшие силы любят пошутить. Бросила бывшей однокласснице:

- Привет, Ленка.

А она сморщила носик, оглядывая меня:

- Мы знакомы?

- Не узнаёшь? Это же я, Румянцева! Сейчас, правда, Кондратьева.

- Румянцева? Ты совсем не изменилась, - она снова окинула меня взглядом, и в нём я распознала некую недоумённую брезгливость. – Значит , уборщицей работаешь?

Я повертела в руке швабру и неопределённо ответила:

- Ну, это временно…

- А у меня своя фирма – бухгалтерский аутсорс… - сказала Войчевская и замолчала. Потом пробормотала: - Дежавю какое-то.

- Ещё какое, - с улыбкой подтвердила я. И тут ко мне обратилась покупательница – совсем юная девушка, блондинка в ярком красном беретике:

- Простите, извините, пожалуйста! Вы же Кондратьева?

- Кондратьева, - подтвердила я.

- Алевтина Кондратьева? – строго уточнила она.

- Хотите, паспорт покажу, - мне опять стало смешно. Войчевская слушала нас с умеренным любопытством, видимо, думала, что меня оштрафуют за что-нибудь. Но девушка сложила руки в молитвенном жесте и восхитилась:

- Я вас обожаю! Ваш последний альбом – это нечто! Такая музыка, такая хореография… Восторг!

Я улыбнулась. Поклонница. А раньше только ученики были…

Девушка же продолжала: