– Мой новый друг заявил, что моя фигура просто кричит о том, что ее необходимо изобразить углем на холсте. По его словам, у меня рубенсовские формы.
– Неужели?
– Ты когда-нибудь слышала, чтобы я произносил что-либо подобное?
– Но ты ведь не станешь позировать голым?
– Почему бы и нет?
Это была любимая игра Питера. Чтобы она удалась, нужно было до последнего момента сохранять серьезное выражение лица. Стефани с самого начала приняла его слова за чистую монету, и это облегчало ему задачу.
– Между прочим, платят за это неплохо.
– Я не хочу, чтобы мой муж выставлялся голым перед толпой студентов.
– Ты говоришь так, словно это преступление.
– Ведь там и девушки есть. Совсем молодые, только из школы.
– Уверен, они сумеют держаться в рамках приличия. Конечно, вид моего тела заставит их сердца колотиться быстрее, но ведь там будут и преподаватели, следящие за дисциплиной.
Питер понял, что немного переиграл.
– Я думаю, ты все это придумал, – произнесла Стефани.
– Вовсе нет, клянусь. Этот тип дал мне свою визитку с номером телефона, чтобы я ему позвонил.
– Синоним слова «эксцентричный» из восьми букв, – произнесла Стефани после небольшой паузы.
– Значит, вот как ты воспринимаешь мои попытки увеличить наши доходы?
– Я просто разгадываю кроссворд.
– Понятия не имею, что его составители имеют в виду. На твоем месте я перестал бы попусту тратить время на всякую ерунду.
– Если бы побольше занимался всякой ерундой, как ты выражаешься, возможно, все еще работал бы в полиции.
Питер усмехнулся:
– Ну, нет. Одного разгадывания кроссвордов для этого маловато. Для этого нужно было бы еще иногда слушать оперу, сидя в машине.
Миновало уже почти два года с тех пор, как Питер опрометчиво уволился с должности начальника отдела по расследованию убийств полиции Эйвона и Сомерсета. Впрочем, самому ему казалось, что с тех пор прошло гораздо больше времени. Постоянную работу он найти так и не сумел и пробавлялся случайными заработками – бармена, Санта-Клауса, охранника в магазине «Харродс», помощника в школе для инвалидов, разносчика газет. В последнее время подвизался в качестве сотрудника супермаркета – его функция состояла в том, чтобы собирать тележки на автостоянке большого торгового центра и возвращать их в помещение магазина. Мужчине средних лет найти хорошую работу в наше время непросто.
До недавнего времени Стефани работала супервайзером школьной столовой. Однако бюджет, которым распоряжались местные власти, урезали, и в июле должность Стефани сократили. После этого она, как и ее супруг, мыкалась без постоянной работы.
– Знаешь, – задумчиво произнесла жена, – я тут недавно видела по телевизору передачу про канал Кеннет-Эйвон. И вспомнила добрые старые времена.
Теперь настала очередь Питера удивляться:
– Я не знал, что ты интересуешься лодками и яхтами.
– Я ими вовсе не интересуюсь. Просто виды там замечательные. Помнишь Бат? Красивый город. Террасы георгианской эпохи выглядели замечательно в лучах заходящего солнца. Они окрашивались в необычный цвет медового оттенка – я ничего подобного нигде больше не видела. Помнишь?
– Разумеется, – ответил Питер, осторожно подбирая слова.
Ему не хотелось обидеть Стефани. Он любил свою жену, в том числе и за то, что она научила его видеть красоту, которой он раньше не замечал.
– Я очень хорошо помню, как радовался возможности выбраться из центра города в жаркие дни. Бат действительно выглядел как красивая цветная открытка, но жара там стояла, словно в турецкой бане. Вернуться туда? Подобный вариант я даже не рассматриваю, Стеф. Если только на денек, чтобы немного проветриться. Это был важный этап в нашей жизни – и счастливый для нас обоих. Но он закончился.
– Речь идет о работе. Причем далеко не легкой.
– Какой именно?
– Ты будешь смеяться, но там есть вакансия натурщицы в художественной школе.
Питер хотел расхохотаться, но что-то в тоне жены сдержало его.
– А откуда ты узнала?
Стефани едва заметно улыбнулась:
– Когда я была одинокой женщиной и нуждалась в карманных деньгах, подрабатывала там натурщицей.
– Позировала? Обнаженной?
– Ага.
– Ты никогда мне об этом не рассказывала.
– Подобное нечасто всплывает в обыкновенных разговорах. И потом, ты не спрашивал. Я и сейчас не стала бы об этом говорить, но так уж получилось.
– Что ж, – сказал Питер, немного оправившись от изумления, – если хочешь, могу замолвить за тебя словечко – может, тебя возьмут натурщицей в Челси-колледж.
– Не смей даже думать об этом.
– Наверное, они имели в виду слово «странный», – вдруг произнес Питер.
– Ты о чем? – прищурилась Стефани.
– Про слово из восьми букв. Из твоего кроссворда.
Позднее, уже в постели, Питер заметил:
– Знаешь, Стеф, теперь, конечно, не следует об этом говорить, но я все-таки скажу. Да, я был идиотом, уволившись из полиции. Но когда я это сделал, то не представлял, что мы с тобой окажемся в этом убогом подвале где-то на задворках.
– Да ладно. Наша квартира вовсе не убогая. К тому же я содержу ее в чистоте.
– Ладно, пусть будет скромная.
– И потом, Эллисон-роуд – вовсе не задворки. Ты только послушай. Уже полночь, а шум машин – как на Пиккадилли.