Работа над ошибками

— Мне известно, что Маунтджой находится в бегах, — заявила хозяйка коттеджа. — Но полагаю, мне не стоит беспокоиться по этому поводу. Мы с ним никогда не встречались. Он даже не подозревает о моем существовании. Может, все‑таки зайдете? Я сейчас поставлю чайник.

Когда Прю Шортер развернулась и распахнула дверь пошире, Даймонд вынужден был признать, что Джули права. Хозяйка дома была намного крупнее его — настолько, что он почувствовал себя небольшим буксиром, двигающимся в кильватере океанского лайнера. Чтобы протиснуться в дверной проем кухни, где, судя по запаху, готовилось нечто восхитительное, Прю пришлось повернуться боком.

Оставшись вместе с Джули в гостиной, которая занимала значительную долю площади первого этажа, Даймонд принялся осматриваться, в надежде оценить плоды работы Прю Шортер на дому, но не увидел ничего. Возможно, подумал он, на втором этаже есть кабинет, а гостиная с обитыми ситцем диваном и креслами, телевизором и музыкальным центром предназначена для отдыха. В комнате также имелся камин, в нем тлели поленья. На стенах висели картины с изображением оборонительных редутов времен Гражданской войны, обсаженных розовыми кустами. Они, а также украшенные орнаментом декоративные вазы и букет хризантем в небольшом стеклянном сосуде свидетельствовали о том, что хозяйка коттеджа обладает художественным вкусом и способностями к дизайну. В стене, в белой нише Даймонд увидел скрипку. Словом, несмотря на свои внушительные габариты, Прю Шортер явно не была человеком грубым и примитивным.

— Вы, вероятно, музыкант? — спросил Питер, когда хозяйка вернулась в гостиную с подносом.

— Почему вы так решили? Ах да, скрипка. Она детская. Инструмент принадлежал моей дочери. Она умерла.

— Простите, я не хотел…

— Все в порядке. Я довольно толстокожая. А музыку я действительно люблю и постоянно слушаю компакт‑диски. Проигрыватель — единственный инструмент, которым я владею.

— Музыка — это прекрасно. Если только она не мешает работе, — произнес Даймонд. Он затронул щекотливую тему и надеялся, что Джули это поняла.

— О, для моей работы это именно то, что надо! — воскликнула Прю Шортер. — Я пеку и декорирую кексы. Один из них сейчас в духовке.

— Пахнет он соблазнительно. А фотографией вы, значит, больше не занимаетесь?

— Я фотографирую только кексы, — ответила Прю, ставя поднос на стол. — С удовольствием дам вам попробовать один из них.

— С удовольствием отведаю.

— Вы правильный мужчина, — сказала Прю Шортер и приветственным жестом подняла сжатый кулак в знак солидарности с Питером. — К черту мысли о калориях, главное — чтобы было вкусно.

Она отрезала солидный кусок кекса, покрытого толстым слоем замороженных фруктов, и вручила его Даймонду.

— Ну а вы, инспектор Харгривз? Попробуете мое изделие?

— Спасибо, но я обычно так рано не ем.

— А вчера вечером было слишком поздно. Когда же вы едите? Впрочем, не буду настаивать, дорогая. — Прю решительно опустилась на диван, от чего его пружины жалобно заскрипели. — Да, профессия журнального фотографа переживает спад — в том числе и из‑за отсутствия Бритт. Я всегда была фрилансером. И еще я не хотела жить в Лондоне, а именно там сосредоточена вся высокооплачиваемая работа. И я снова занялась выпечкой кексов. Научилась этому много лет назад. Даже побеждала в соревнованиях — моя глазурь была вне конкуренции. В этом деле есть один большой плюс — и это, как вы понимаете, не моя фигура. Дело в том, что даже во времена спада люди женятся, и им нужны торты на свадьбу. Каких бы глупостей ни наделало правительство в стремлении разрушить экономику, детей надо крестить, а для этого тоже требуются торты и кексы. И Рождество наступает каждый год, а это значит, что для меня опять найдется работа.

— Ваши соображения кажутся мне весьма разумными, — улыбнулся Даймонд.

— И вы тоже находитесь в таком же выигрышном положении, — заметила хозяйка. — Преступления совершались, совершаются и будут совершаться. Вы никогда не останетесь без дела.

— Мне бы хотелось задать вам пару вопросов, помимо тех, которые вам уже задавала инспектор Харгривз. Они касаются Маунтджоя. Скажите, Бритт рассказывала вам о тех мошеннических схемах, которые она обнаружила в колледже, которым руководил Маунтджой?

— Немногое. Она была настоящим профессионалом.

— И, судя по всему, считала таковым и вас.

— Да, я умела делать неплохие снимки. Впрочем, к чему излишняя скромность? Да, я хорошо умею работать с камерой. Когда показала Бритт мои работы, она меня сразу наняла.

— Так вы и познакомились — на сугубо профессиональной почве?

— В журналистике, мой дорогой, важно вовремя подсуетиться. Я услышала о том, что в Бате живет первоклассный репортер‑женщина. Однажды утром я появилась на пороге ее квартиры и продемонстрировала, что умею. Вызывать фотографов из Лондона всякий раз, когда она работала над очередным материалом, было затруднительно, а поскольку я вовремя оказалась под рукой, Бритт попросила меня провести съемку в Лонглит‑Хаус. Мне удалось сделать действительно классные фото, и репортаж опубликовали журналы всего мира.

— Возвращаясь к Маунтджою…