Работорговцы. Русь измочаленная

Собрав лошадей, насчитали шесть голов трофейных. Горячий конь, перекусивший удила, умчался невесть куда, предпочтя свободу службе в армии. Кляня предательскую скотину, воины связали поводья и погнали быстрым шагом мимо хутора к Торжковскому тракту. Щавель оседлал серую тонкокостную кобылку, не так заморенную, как другие селигерские лошади, и ехал впереди, чтобы первым заметить врага и сразу решить, прорываться либо отступать и прятаться. Лук он держал наготове, сожалея, что норовистый конь унёс на себе тул с запасными стрелами. В колчане осталось девять штук самодельных, включая заветную чёрную стрелу, которую Щавель берёг на самый крайний случай. Хватит для короткого боя. Потом придётся полагаться на осадный лук Жёлудя, да ещё на дроты, которых сохранилось по паре в седельных кобурах «медвежат». В сложившейся ситуации Щавель крепко пожалел, что не прихватил из дома «калаш», и решил при первом удобном случае обзавестись нарезным огнестрелом, благо всё дальше удалялись от владений светлейшего князя с его параноидальными запретами.

Выйдя на большую дорогу, повернули налево, к просёлку и деревушке Поршинец. Усталые кони шли неохотно, до Лихославля доплелись за два часа.

Московский караван нашёл приют на постоялом дворе «Петя и волк» у въезда в город. Заведение, хоть и приметное, располагалось в унылом месте. Напротив было кладбище, по другую сторону раскинул свои пруды и сараи льнозавод. Оттого и не побрезговал хозяин столичными гостями. Двор заполнили возы с мешками и ящиками, между телег сновали тверские китайцы, был даже мутант, но манагеров охотники, как ни старались, не высмотрели. Проехали дальше по Лихославльской и на углу улицы Афанасьева повстречали поддатого Филиппа.

— Рад вас лицезреть во здравии и благополучии, — раскланялся он вполне душевно. — Милости прошу под новую крышу, мы перебрались поближе к больнице.

— Скворец где? — не стал тратить лишних слов Щавель.

— Все целы, все прибыли, все там, — указал бард на распивочное заведение с вполне ингрийским названием «Эльф и Петров», к которому примыкал большой полукаменный постоялый двор.

Новое место порекомендовал новгородцам сам городничий. Карп, принявший на себя руководство, доставил лежачих раненых в больницу и разместил остаток войска подальше от разорённого хозяйства. Сам знатный рабовладелец был угрюм, раздутую рожу его заклеивал здоровенный медовый пластырь блевотного жёлтого цвета, с ладонь величиною. Карп проследил, чтобы командиру и его людям досталась хорошая комната, и провёл задним проходом в кабак, где вовсю ели и пили ратники с раболовами и всякие захожие гости.

— Кого я вижу! — вскочил Лузга. — Как поохотился, старый?

— Минус шесть. — Дружинники раздвинулись, и Щавель уселся за длинный стол напротив Сверчка. — Смыли… волной. Хочу знать, что тут без нас творилось, — обратился он к ратникам.

— У нас ещё плюс минус два, — похвастался Скво рец. — Вона, пистоль двуствольный захватили со всем припасом. Лузга, покажи.

Оружейный мастер пустил по столу увесистый кремнёвый пистолет с красивыми коваными курками и латунной фурнитурой. Оружие старой работы и, несомненно, заслуженное.

— Лузга сотника завалил, — Скворец предъявил нагрудный жетон с регалиями Озёрного Края.

— Молодцы, не оплошали, — Щавель повертел пистоль, секунду колебался, не оставить ли себе, но потом решил не полагаться на медлительное и ненадёжное кремнёвое оружие. Из лука стрелять было не в пример быстрее и попадать легче. Если брать, то нормальное, работающее с патрона или хотя бы капсюльное.

— Хорошо смеётся тот, кто стреляет первым! — оскалился Лузга, принимая трофей обратно. — У меня уж совсем запас патронов на исходе был… Ну, те, что у ростовщика Едропумеда в заначке нашлись, — подмигнул он так скабрёзно, что даже праведнику, занеси его нелёгкая в кабак, вмиг всё стало бы ясно.

Жёлудь принёс корчажку пива, Скворец потеснился, давая ему место рядом с отцом. Михан устроился среди не ходивших в бой ратников, напустил многозначительного молчания, но глотнул бражки и вскоре принялся что-то оживлённо втирать им, живописуя сегодняшние подвиги.