Работорговцы. Русь измочаленная

– Чё ты плюёшься, чёрт, – отряхнулся Карп, плётка человечьего волоса была бережно заткнута за пазуху, только рукоятка краем торчала. – Это ты рысью, а телеги отстанут. Все вместе будем двигаться быстрым шагом. Вместе ушли, вместе пришли. К ночи поспеем в Валдай и встанем на день. Подождём, когда распогодится, да оттянемся не хуже, чем в Звонких Мудях.

– Сам поспевай к ночи, – упорствовал Литвин, косясь на пасмурное небо.

Начальники отвлеклись на постороннего и недовольно примолкли, как бы на краткое время, чтобы перевести дух. Давая понять, что их отвлекли от важного и лучше так не делать. Сотник даже доедать не стал. Приготовился захавать хлебушка, но как бы выжидал с брезгливым нетерпением.

Щавель постоял напротив них, бесстрастно изучая каждого по очереди.

– Гнать коней не будем, – постановил он, заткнув на вдохе собравшегося к неприветливому вопросу Карпа. – Дождь нам не помеха, не растаем. Заночуем в лесу. Днём проедем Валдай, там нам делать нечего. У повёртки со старого тракта станем на ночёвку. С утра свернём, до Бологого двадцать вёрст по насыпи. Идти будем ровно, в Бологом кони отдохнут, а для нас дело найдётся.

– Ты чего тут раскомандовался? – забуровил караванщик и натолкнулся на встречный взгляд бледно-голубых глаз Щавеля, стылый, как талая вода…

…и льдины. Льдины плывут по реке. Мальчик стоит у самой воды, а река широкая, другой берег теряется в дымке. Река чёрная, у кромки льда сидит ворона. Голос невидимой бабы тянет песню: «Издалека до-олго течёт река Во-олга». Мальчику зябко, он один на широком поле, ни родни, ни дома. Только холодная природа разговаривала с ним.

«Ты умрёшь, умрёшь», – шелестели ивы.

«Ты умрёшь, умрёшь», – журчала вода.

– Отпусти, – выдавил караванщик. – Не держи…

– Я не держу, – миролюбиво согласился Щавель. – Ты сам себя в капкан загнал.

Карп протяжно выдохнул и поник, словно сдулся.

Щавель обратил взор на Литвина. Сотник потупился.

– Мне за движением назначено смотреть. Ты знаешь, я князем поставлен, – упорядочил отношения старый командир, чтобы у начальников более не возникало сомнений. – За Арзамасом я вас оставлю, уважаемые. Карп займётся своим делом, а ты, сотник, своим. И все будут довольны.

– Будем, – сказал Литвин, не смея спорить.

– И ты, Карп, тоже будешь доволен, – обронил Щавель, переведя внимание на караванщика.

– Да, – не осмелился прекословить знатный работорговец, когда-то мальчонкой утащенный злыми татарами в полон, а потом выдвинувшийся на руководящую работу за счёт тяжёлого характера, могучего здоровья и выпестованной кнутом злобы.

Щавель вернулся к своим. Парни, почтенный Альберт Калужский и Лузга кучковались наособицу, причём последний что-то рассказывал, оживлённо жестикулируя.

– Там у них есть мотоцикл. Садишься в седло, хвать за рога, ногой по стременам как пнёшь, и давай ему ро́ги накручивать, а он рычит и мчится как бешеный.

– Не, у нас такие не водятся, – степенно ответствовал Жёлудь.

– Да он железный, как шведский пароход. Мчится, как ветер, и воняет будь здоров.

– Тьфу, срань, – сплюнул парень.

– Прости и помилуй, – осенил себя святым знамением Альберт. – Не может Господь милосердный допустить в мир такую пакость, разве что в наказание нам грешным.

– Не веришь? Руби мой уд на пятаки! – страшно забожился Лузга, обращаясь сразу ко всем. – Суйте в зад мне наждаки, если я вру!

– В Орде водится много престранных зверей, – примирительно воздел ладошки целитель. – Не все они от Творца, иные вышли из рук человеческих, покоряя бренную плоть торжеству научного разума.

– Вот бы на таком промчаться, – мечтательно вздохнул Михан. – Быстро он бежит?

– Галопом. Да что там галопом, любого скакуна обгонит вмиг. Летит как вихрь.

– Много жрёт?

– В городе шесть-семь литров, на трассе – четыре-пять, – скороговоркой выпалил Лузга.

Его никто не понял. Что за скакун, который только пьёт? Увлекательный разговор про басурманскую скотину прервал Щавель.

– Сегодня ночуем в поле, – поставил в известность командир своих ближних. – Завтра обедаем в Валдае и идём дале. Послезавтра встаём на постой в Бологом, переночуем под крышей.

Парням было не привыкать к отдыху под открытым небом, а Лузга тут же сунул руки в брюки и с любопытством воззрился на Щавеля, спросил с подначкой:

– Это как же, Валдай проедем? Там девки с бубенцами на причинных местах. Сотник такого не упустит.

– Сотнику только и делов что до девок? – равнодушно кинул Щавель. – Двинем, как я сказал.

– Войско-то не взропщет?

– Войско подчинится приказу командира, а Литвин – мне.

– Чё, и Карп согласен?

– Очень даже.

Лузга мотнул башкой, пригладил зелёноватый ирокезы:

– Хэх, тебе решать, ты начальник, а я дурак, коли сразу такой расклад не просёк. Совсем забыл, что ты старший по званию и как есть командир.

– Помни, – сказал Щавель.

Глава одиннадцатая,

в которой отряд доходит до Середины, а справедливость до края