Читаем Работы о Льве Толстом полностью

Кроме этих разговоров на общие темы в романе много и чисто педагогическо­го материала, доказывающего, как актуальны были тогда в Германии вопросы народного образования. Сельский учитель — одна из самых популярных фигур в немецкой литературе 40-х годов. Имена немецких педагогов (Песталоцци, Дистер- вег с его знаменитым «Руководством для немецких учителей») все время упомина­ются в романе Ауербаха. Руководителем Евгения становится местный, учитель Дегер, в уста которого Ауербах вкладывает свои задушевные мысли о работе в школе. Вторая часть романа начинается с описания того, как Евгений готовится к урокам: «Он сел и взялся за книгу; то была жизнь Песталоцци. Жадно читал он о судьбе деятельного ученика Руссо... Воззвание Песталоцци к самому себе: "Я буду школьным учителем" было для Евгения словом, вырвавшимся из его собственно­го сердца». Описания самых уроков и бесед с детьми были восприняты Толстым как прямые практические указания — роман превращался в руководство: «В отно­шении формы преподавания Евгений пришел к выводу, что слишком легко пола­гают, будто дети никак не могут понять, и поэтому объясняют им без конца, пока это не надоест им и даже не собьет их с толку». Следует описание самого урока, и глава кончается словами: «лицо Евгения сияло ясным светом, как будто сияющие взгляды детей, смотревших на него, остались в нем». Работа в школе пошла хоро­шо—и именно потому, что Евгений игнорировал все методы: «Он на каждую среду прибавил по уроку и предоставил детям свободный выбор — приходить в школу или оставаться дома. Этого урока ни один ребенок не пропускал, потому что во время его каждый мог предлагать вопрос о чем хотел ; в оживленной весело­сти тут никогда не было недостатка. Трудно было довести детей до вопросов вооб­ще, а особенно до вопросов, касающихся загадочных явлений и отношений жизни; несмотря на предупреждения, они думали, что должны спрашивать только о школь­ных предметах; наконец-то удалось дать этому уроку желательное направление. Понятно, что с первым вопросом "отчего?" застенчивость была откинута, и затем непрерывно следовал целый поток любознательности». Далее приводится и самая беседа учеников с Евгением: «— Г. учитель, — спросил Франц, — какая польза от того, что зимой вся земля замерзает? — Та, что можно кататься на коньках, в са­нях, — ответили некоторые. — Та, что можно раскапывать каменоломню, — отве­чал Дагоберт... — Почва тоже хочет спать, — прошептала, обыкновенно боязливая, девочка с высоким лбом. Евгений одобрил ее, объяснив, что плодородие почвы существенно зависит от ее способности изменяться и разлагаться, поэтому замер­зание почвы относится к самым прекрасным и мудрым законам природы»[433].

В романе описываются и трудные моменты в школьной работе Евгения — мо­менты, когда он начинал задумываться над целесообразностью своей работы. В та­кие минуты его поддерживал Дегер — вот одна из его речей, которая тоже должна была произвести впечатление на Толстого: «Я уже тебе говорил, да ты и сам сегодня видел: наше состояние и народное образование вообще не улучшатся, пока не ста­нут посвящать себя учительскому знанию люди, независимые по положению, у которых не убито еще с юности всякое чувство собственного достоинства». В самом конце романа Евгений произносит большой монолог, подводящий итоги всей идеологии романа: «Я знаю, почему я был и должен быть школьным учителем... Мне нужно что-нибудь формировать, образовывать, развивать. Я наслаждаюсь только тогда, когда могу творчески действовать, и в этом мое высшее наслаждение... Так, в своей школе я испытал блаженство, с которым ничто не может сравниться... Я поставил себе девизом воззвание Песталоцци. Я хочу остаться школьным учите­лем». Роман кончается тем, что Евгений, помилованный и вернувший себе прежнюю фамилию, женится на крестьянке и остается учителем в деревне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное