Работы о Льве Толстом

Это отступление в сторону от основного материала очерка само по себе свиде­тельствует о популярности, о ходячести такого рода темы, трактованной в харак­терных для «физиологического очерка» социальных тонах. Но и вне такой трак­товки лошадь, как языковой или бытовой материал, появляется в беллетристике 40-х годов очень часто. Достаточно вспомнить монолог Селифана в «Мертвых душах», обращенный к чубарому коню, или размышления этого чубарого коня по поводу ударов кнутом: «Вишь ты как разнесло его!— думал он сам про себя, не­сколько припрядывая ушами. — Небось знает где бить! Не хлыснет прямо по спи­не, а так и выбирает место где поживее, по ушам зацепит или под брюхо захлыснет». Тургенев, набрасывая в 40-х годах (еще до «Записок охотника») программу физио­логических очерков, помещает под седьмым номером: «Бег на Неве (разговор при этом)». Это должно было быть, очевидно, описанием рысистого бега, который зимой устраивался на Неве. В «Записках охотника», следуя уже устойчивой тради­ции, Тургенев помещает очерк «Лебедянь» (1848) — с подробным описанием кон­ской ярмарки и покупки лошадей. В 1850 г. он пишет сцену «Разговор на большой дороге», в которой кучер Ефрем продолжительно философствует на тему о лошади: «Лошадь лошади рознь. — Вот как между людьми, например, человек бывает на­туральный, без образованья, одним словом — пахондрик; так и в лошадях» и т. д. С. Т. Аксаков назвал эту часть сцены «денным грабежом Гоголя».