Итак, конное дело приобрело в помещичьем быту 50-х годов новое значение — и как отрасль хозяйства и как спорт. В связи с этим помещичий бытовой язык стал окрашиваться новой терминологией: наряду со старым охотничьим диалектом, уже давно проникшим в литературу (С. Аксаков, И. Тургенев, Е. Дриянский и др.); начал широко развиваться и входить в быт особый коннозаводческий, «иппологи- ческий» жаргон, так сильно окрасивший пьесу М. Стаховича. Как это всегда бывает, жаргон этот стал проникать в разговорный и эпистолярный язык, а отсюда—в газету, в литературу, в язык поэтический. Печатающиеся в газетах отчеты о бегах превращаются из деловых и сжатых статей, предназначенных только для узкого круга специалистов, в обширные фельетоны, рассчитанные на широкого читателя. По поводу одного такого фельетона, появившегося в «Северной пчеле» 1862 г., П. Дубовицкий написал характерный протест: перечисляя ошибки, неточности и пропуски, сделанные автором фельетона, он называет его статью «более поэтической, чем точной», и предлагает редакции печатать в дальнейшем только официальные отчеты, составляемые главным управлением. Однако новый отчет о беге написан тем же фельетонистом и в том же тоне. Он занимает целых четыре столбца и представляет собой явную пародию на точный отчет и на «иппологиче- ский» жаргон. Здесь даны все подробности бега — «начиная от сбоя до последнего взмаха хвостом». Смеясь над протестом Дубовицкого, автор описывает совсем посторонние подробности и превращает отчет в шутливый фельетон: «На этот раз бег открыт был прекрасным, но коварным полом (разумеется, лошадиной породы)... На это состязание по скромности, свойственной прекрасному полу, явилась только одна охотница, А. И. Павлова вороная кобыла Отрадша, собственного завода, от Отрада и Бедакурши. Почтенная эта персона, не видя особенной надобности торопиться, совершила шествие свое с большою прохладою, помахивая меланхолично хвостом: она прошла дистанцию на бегу в 6 мин. 31 сек., без сбою (замечаете, читатель, как я исправляюсь), и на перебежке в 4 мин. 24 сек., с одним сбоем (вы видите!), и получила первый приз... Во время бега сей неторопливой особы какая- то собака, сизо-пестро-пегой масти, неизвестного происхождения, но весьма неблагонадежного вида, взобравшись на одну из смежных насыпей, отделяющих дорожки ипподрома, с насмешливой улыбкой наблюдала за вольготным стремлением достойной Ompaduiu, и когда эта окончила свое путешествие — подозрительный пестро-пегий зверь, с обидною даже отчасти наглостью, выскочил на дорогу и, заносчиво поглядывая во все стороны, казалось, приглашал желающих попробовать с ним вперегонку, и когда таких желающих не явилось, он презрительно махнул мохнатым хвостом своим и, как будто говоря: "ну, так я же вам покажу, как следует бегать", пустился вдоль по ипподрому и, обежав круг, явился к судейской беседке с явным поползновением на приз; однако ж приза он не получил, а был прогнан с бесчестьем, преимущественно, как я полагаю, по поводу своей неблагонамеренной физиономии и явного нахальства». Кончается статья указанием на свое исправление: «Если я не упомянул о числе взмахов хвостами, то прошу вас верить, что это случилось отнюдь не оттого, чтобы я не обращал на это должного внимания, но единственно потому, что, исключая меланхолической Отрадши, все другие лошади с замечательною благовоспитанностью постоянно воздерживались от этого несколько нескромного жеста».
Самый жанр этого отчета-фельетона показывает злободневность темы и наличие широкого интереса к ней. Описание бегов входит в общие фельетоны-обозрения наряду с самыми популярными событиями петербургской «общественной жизни». Таков, например, большой фельетон, помещенный в «Русском инвалиде» (1862. № 13. 18 янв.), под заглавием: «Кое-что. Очерки Петербургской общественной жизни». От общей темы о петербургской жизни автор переходит к открытию нового шахматного клуба, а затем пишет: «От нового шахматного клуба оно, пожалуй, и не совсем прилично перейти к рысакам; но я обязан сообщать вам новости, а возобновление рысистых бегов на Неве в наступившем году есть также новость и притом такая, которая интересует многих у нас еще гораздо более, чем что-нибудь другое. Впрочем, читатель, не впадая в эту крайность, можно любить рысака, не становясь от этого сам лошадью, а наш русский рысак, право, стоит того, чтоб посмотреть на него. Покойник Пушкин еще сказал:
Быть можно умным человеком,
И думать о красе ногтей.