Работы о Льве Толстом

Вместе с развитием экономической науки (Маркс) имя Прудона теряло свое зна­чение. Чернышевский, прежде считавшийся с Прудоном и относившийся к нему серьезно, потом совершенно переменил к нему отношение. В письме к сыну от 24 ноября 1873 г. (из Вилюйска) он говорит о Прудоне в крайне резком тоне. Речь идет о «прогрессистах», проповедующих пользу «борьбы» для прогресса («Дарвин и новей­шие открыватели Америки», как пишет Чернышевский): «О, эти прогрессисты — ум­ные люди. Одна беда им и от них: глупцы напишут глупости; они не потрудятся вникнуть в дело, а перепишут все сплошь, заменяя, например, аскетические термины механическими, или консервативные эпитеты — прогрессивными, или наоборот: прогрессивные термины, — если писавший глупец воображал себя прогрессистом, то — консервативными в переписывании глупою рукою воображаемого консервато­ра. Один из прогрессивных глупцов, имевших очень сильное влияние на всех глупцов без различия, был Прудон. Быть может, и даровитый от природы; быть может, и бес­корыстный (хоть это — известная манера со времен Агатокла Сиракузского: пренеб­регать светскими приличиями и не набирать себе денег; манера множества честолюб­цев). Но каков бы ни был он от природы, он был невежда и нахал, кричавший без разбора всякую чепуху, какая забредет ему в голову из какой, — газеты ли, идиотской ли книжонки, умной ли книги, этого различать он не мог, по недостатку образования. И теперь — он один из оракулов людей всяческих мнений. И удобно ему быть им: какая кому нравится глупость, всякая есть у этого оракула! — Кому-нибудь кажется, что 2x2 = 5?— Ищи у Прудона, найдется подтверждение, с прибавкою "мерзавцы все те, кто в этом сомневается"; — другому кажется, что 2 х 2 = 7, а не 5, ищи у Пру­дона; найдется и это, с той же прибавкой». Вся эта тирада заканчивается словами: «Я всегда был человеком, смеявшимся над прогрессистами»⁷.

Итак, хотя Прудон и был в 60-х годах «оракулом», но «оракулом людей всяческих мнений», а вовсе не только идеологов революции и анархии. Не углубляясь в даль­нейшие изыскания этого вопроса по существу, который увел бы слишком далеко, нимало не исчерпывая общей темы «Прудон в России», я ограничусь приведенным материалом, который совершенно достаточен и для того, чтобы убедиться в широ­кой популярности Прудона и его сочинений, и для того, чтобы сочетание его имени с именем Толстого (тоже не в целом, а в пределах «Войны и мира») не каза­лось неожиданным и странным. Впрочем, самое сопоставление этих имен в общем плане сделано давно; Н. Михайловский в статье «Шуйца и десница гр. Толстого» («Отечественные записки». 1875. № 7), защищая Толстого от упреков в противо­речиях, говорит: «Дело в том, что противоречия — противоречиям рознь. Проти­воречия писаки, который говорит сегодня одно, а завтра другое, глядя потому, кто ему платит и обидело или не обидело его то или другое учреждение или лицо; про­тиворечия, вытекающие из небрежности и легкомыслия, и т. п., словом, противо­речия, вызванные не внутренним процессом умственной работы, постоянно на­правленной к одной цели, а сторонними причинами, конечно, должны подрывать доверие и уважение. Не таковы противоречия гр. Толстого. Я бы сравнил их с теми, которых можно не мало найти у Прудона. Замечу, что по складу ума, а отчасти и по взглядам гр. Толстой вообще напоминает Прудона. Та же страстность отноше­ния к делу, то же стремление к широким обобщениям, та же смелость анализа и, наконец, та же вера в народ и в свободу».

Пора от общего вопроса о Прудоне в русской публицистике 60-х годов перейти к специально интересующему нас вопросу о книге Прудона «Война и мир». Я уже говорил, что книга эта, еще до выхода полного русского перевода (1864 г.), обсуж­далась и частично переводилась в журналах. К переводу двух глав, напечатанному в «Отечественных записках» (1863. № 5), было сделано примечание: «В третьем году, в Брюсселе, вышла книга известного французского экономического писате­ля Прудона: La guerre et la paix, recherches sur le principe et la constitution du droit des gens, 2 т. В ней, как известно, автор рассматривает причины войн преимуществен­но исторически и старается доказать их необходимость при известном складе ме­ждународных отношений... Что же касается его книги О войне и мире вообще, то, как известно, она гораздо слабее прежних его сочинений, полна нередко странных парадоксов, софизмов и противоречий, неприятно поражает многословием и ску­достью фактических данных. Об этом у нас было много говорено». Уже предыдущая книга Прудона, очень нашумевшая («De la Justice dans la Revolution et dans PEglise»), изумила своей парадоксальностью, вызвала протесты — особенно со стороны за­щитников эмансипации женщин, и дала повод правым органам считать Прудона до некоторой степени своим единомышленником. Новая его книга вызвала не столько шум, сколько недоумение.