Рабы ГБ

Теперь немного о сексотах. За свою практику я распознал примерно десять человек. Это очень разная публика. И мотивы их, видимо, различны. Псевдоидейные, а точнее сказать - служебные мотивы есть только у кадровых офицеров, находящихся на агентурной работе. В зависимости от широты кругозора и характера, смысл собственной работы более или менее осознается ими. Не надо думать, что их идеей был коммунизм или патриотизм. Скорее власть и корпоративная солидарность друг с другом. Часто КГБ принимает на работу старшекурсников вузов. И пока еще они заканчивают учебу, им поручают в качестве стажировки покрутиться в диссидентской среде.

Что же касается завербованных, внештатных сексотов, то я представляю себе мотивы только двух из них. Один полуписатель-полууголовник, он поддался на наивный обман, когда КГБ пригрозил посадить пожизненно в психушку его друга графомана, которого он считал гением. Он был склонен попадать под чужое влияние и, несмотря на свое негативное отношение к существующей власти, совершенно искренне воспринял от КГБ философию "Плетью обуха не перешибешь!" Другой - его полная противоположность. Парень из простой семьи, но с сильным и живым умом, с хорошим образованием и сложной биографией.

Реальность он представлял себе очень ясно, но руководствовался философией Гегеля: "Все действительное - разумно".

Я лично не считал КГБ верхом разумности. Учреждение это весьма тупое. Однако ему не откажешь в действенности. Это реальность нашего времени. Дело личного выбора, держаться ли от этой реальности подальше, принять ли принцип "неделания" или же взять на себя ответственность за все происходящее при твоей жизни.

То, что я написал, - это, конечно, лишь некоторые знания. Но я уверен, что эти знания практически бесполезные. Независимо от газетных статей люди поступают так, как они поступают. Сомневаюсь, удастся ли Вам "уберечь будущее", но сделать его более знающим стоит. Хотя совет ценен для того, кто советует, а не для того, кому советуют. Но думаю, что истина имеет некоторый смысл сама по себе, и потому должна быть высказана.

Что же я могу ответить на Ваш призыв исповедоваться? О своих отношениях с КГБ я рассказал. Выводы я сделаю не такие, каких Вы ждете. Призыв к покаянию я отвергаю. Методы секретных служб не могут быть невинными, потому они и секретные. Секретная работа принадлежит не моральной, а политической оценке. На смену одному КГБ пришло множество таких же КГБ, принадлежащих разным республикам и партиям. Неужели Вы думаете, что они захотят уступать в методах и средствах своим соперникам? Этого не случится. Я знаю что говорю, так как знаю лидеров партий. Партия, уступившая в средствах, проиграет. В отличие от западных стран у нас нет политического центра. Политические структуры поляризованы, и велика опасность столкновений. В России же не было народной революции. В борьбе институтов роль секретных служб весьма велика. Призывом к покаянию с тайной полицией не справиться.

Иллюзий у меня нет. Но Вы просили написать правду, и я ее написал".

Сначала мне хотелось прокомментировать это письмо, но думал, думал, а что, в принципе, комментировать? Чужую жизнь? Другие убеждения?

Эта исповедь - еще один штрих, который характеризует наш странный и жестокий век.

Часть вторая. СУДЬБЫ

Однажды я сидел перед столом, заваленным письмами-исповедями. Работа с ними шла к концу. Книга складывалась. И все-таки я чувствовал, что чего-то в ней не хватает. Потом понял: недостает фактов из моей собственной жизни. Жизни журналиста, депутата Верховного Совета СССР, затем Государственной Думы России.

Сейчас мы слепили мозаику из воспоминаний секретных агентов. Кое-где я добавлял свой комментарий. Но ведь были еще и журналистские расследования, которыми я занимался, особенно в "Литературке" и "Новой газете". Они сводили меня с интереснейшими людьми, сталкивали с судьбами, щедро затронутыми ЗОНОЙ.

Думаю, это по теме. И это - интересно.

ПОРТРЕТЫ НА ФОНЕ ПЕЙЗАЖА: ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕРТВА "МАЛОЙ ЗЕМЛИ"

Для меня эта история началась со случайной встречи.

Не окажись я в то утро в редакции, не пробился бы ко мне этот парень сквозь самое мощное, какое только можно придумать, оцепление - редакционных бабушек-вахтеров, готовых лечь даже перед танковым взводом Кантемировской дивизии. Не поверь я, наконец, в фантастическую историю, которую мне тогда пришлось услышать, сидя с этим парнем в редакционном буфете (а шанс на то, что я мог принять его за очередного сумасшедшего, которые, как птицы на постой, слетались обычно в редакции осенью и весной, то есть в период обычного обострения болезни, был велик, ох как велик!), - не ввязался бы я в это дело.