Рабы любви, или Запасные женщины

Любовь – это перевозбужденное воображение Надежды. Важнейший элемент ее любовного сценария – готовность идти на край света, сигануть за своим милым за горизонт. Если бы Лукашин жил в соседней квартире, возможно, он был бы всего лишь посмешищем для красивой девочки Нади из рязановского фильма. А поскольку он в прямом смысле с неба спустился, то средних данных и с большими комплексами мужчинка превращается в супергероя, Бэтмена с нежной душой Маленького принца. Остается только догадываться, какой именно литературный и кинематографический репертуар определял вкусы Наденьки. «Вагончик тронется, перрон останется…» Потребность бежать, мчаться с первым попавшимся, потом «наврать с три короба» про свое «прошлое и настоящее» – счастье безответственной девочки, дождавшейся такого же безответственного мальчика.

Счастье нашего дурака – помешать счастью чужака. Простоватый Женя – Иван-дурак, родил себе сына Костю – Дурака Дураковича. Маменькин сынок родил папенькиного. Так уж по-дурацки получилось, что в дорогом нашему сердцу кино наследование в парах «родитель – ребенок» происходит не так, как полагает классический психоанализ, когда сын бессознательно любит маму, а дочка – папу. Вот и получилась любовь Надежды Надеждовны и Дурака Дураковича. Сюда же в компанию – Ираклий Ипполитович, о котором еще поговорим.

Константин – значит «постоянный». Идиот нового времени постоянен – да нет, одержим – желанием наступать на одни и те же грабли. Более того, он в точности специально, а не по зову крови, копирует рассказанную друзьями отца легенду об изрядно выпившем и угодившем прямо в койку к самой красивой женщине на свете гусаре. Костя увидел в таком ходе особый ритуальный смысл, отцовское благословение на свое собственное прохиндейство. С приложением адреса квартиры, где выдают дефицитное во все времена счастье. Даже если третьего «кина» не будет, понятно, что с такой наследственностью внук Жени Лукашина, достигнув кризиса среднего возраста, полетит лоб расшибать именно на Третью улицу Строителей.

Кто дал право неудачнику Лукашину («неудачник» – характеристика, прямо прозвучавшая из уст Ипполита в новом фильме) настойчиво, по-хамски добиваться чужой невесты? По условиям игры – любовь. Любовь Лукашиных – это приз за авантюру, ловкость. Их соперники играют прямо, честно, по правилам. Ираклий хочет получить свою любовь за многолетний труд и тренировку воли, интеллекта, социальных навыков. Он – носитель новой, но чуждой народному российскому сознанию философии белых воротничков. А Костя – никто, вроде как врач, но тоже понарошку, шут, скоморох, партизан… А под конец – весьма упитанный и порозовевший от удовольствия заяц, который очень понравился детям. Дети любят плутовскую комедию и ловких проходимцев. И мы любим. Яблоня от яблока недалеко выросла. Хотя и пытаемся объяснить это замысловато. «А дети-то – они любят ни за что, родничком!» – как объяснит нам потом девушка-таксист с лицом олигофрена.

Русский типаж все-таки попроще и поленивей… Костя же такую сноровку проявил – под стать Остапу Бендеру.

Назовем и это любовью.

Комитрагедия Ираклия Ипполитовича. Инородцем выступает тем не менее простой русский парень из Владивостока. Имя – это судьба. Если мальчику дать нерусское имя, не будет ему счастья на русской земле. Ипполиту и Ираклию не повезло. Костя и Женя, кстати, тоже как-то не очень русские, но пообтершиеся, что ли… Первого русского интеллигента Онегина тоже звали Женей. Но скорее логика выбора имени Рязановым была иной. В советские времена, когда не было УЗИ, неясно было, кто родится – мальчик или девочка, и нетерпеливые родители выбирали универсальные имена. Женя – имя двуполое. Вот и получалось ни то ни се. Ни рыба ни мясо.

«Я только не понял, это рыба или курица?» – парафраз Кости на «вашу гадость заливную рыбу». Мало того что у Кости аллергия на алкоголь, у него, похоже, вообще потеряна вкусовая чувствительность.