Рабыня благородных кровей

— Ну, саблю какую-нибудь мы наверняка отыщем, — успокоила её воинственная Заира. — Кипчаки много чего с собой взяли, но для всего у них времени не было… Все-таки этот Мюрид — парень отчаянный! Наверное, он Айсылу очень любит. Поднять руку на самого Тури-хана! Я не знаю, кто бы ещё с такой горсткой всадников осмелился.

— Он не так уж и рисковал, зная, сколько человек оставил в курене хан… Скорее всего, это задумала "робкая птичка". Уж на кого другого, а на неё Тури никогда не подумает…

— Нукеры говорили, уходят на два месяца. Неделя уже прошла, а там… Зато подумай, как нам будет хорошо. Если бы не Аслан, я бы убежала. — Заира помолчала. — Но и тебя, конечно, не бросишь. Куда ты с дитем!

— Ой, а как же мой ребенок?

— Да уж родится. Небось, засиживаться не станет. Я его и приму. Повитуха Заира.

Девушка прыснула.

— Я бы полежала, — слабым голосом проговорила Анастасия.

— Не собралась ли ты рожать? — озаботилась Заира. — Что-то уж больно на схватки похоже. Я тебя уложу, а сама по юртам пошарю. Нам теперь все пригодится!

Глава девятнадцатая. Невеста из северных земель

Князь Всеволод сидел на свадебном пиру как на тризне. Мрачный, неразговорчивый. Никто его за то не винил. Он выполнял волю батюшки своего Мстислава, который нашел ему невесту — княжну Ингрид — в далеком северном литовском краю.

Брак сей нужен был для укрепления дружбы русских с литовцами. В последние годы они часто вместе выступали против прусских крестоносцев, которые зарились на земли обоих народов.

Однако невеста была хороша. Высокая — лишь чуть ниже Всеволода, ладная. Серебряный поясок на её талии подчеркивал, как тонка она, но и бедра достаточно широки, чтобы рожать здоровых детей. Белокурые косы толщиной в руку. Глаза — голубые, точно небо.

— Королевна! — шептались дворовые.

Лебедянские боярышни — невесты на выданье — лишь горько вздыхали. Почти каждая из них могла представить себя княгиней. Настька Астахова всем хорошо помнилась. Гордячка, самовольная, а вот поди, смогла сердце князя полонить. Уж они-то не хуже!

Теперь ничего не поделаешь, пришлось Всеволоду покориться батюшке. Но ежели перестать по князю вздыхать, да получше к братьям невесты приглядеться — все они молодцы, как на подбор — кто знает, может, и им русские девушки глянутся!

Прозора с Лозой тоже сидели в княжеских палатах за накрытыми свадебными столами. Сидели рядом и братья Анастасии — они не держали обиды на бывшего шурина: Анастасия в неволе сгинула, дак не век же ему бобылем жить.

Лишь боярин Михаил Астах с супругой Агафьей на пиру, или, как говаривали лебедяне, на каше отсутствовали. Сослались на нездоровье. Их тоже все поняли. Ча, из семерых детей у них всего одна дочь была — любимая, нежно лелеемая. Отцу с матерью тяжело с её гибелью примириться.

В аккурат накануне свадьбы князя Всеволода приснился боярыне Агафье сон. Дочка Настюшка протягивала к ней запеленутого младенца и говорила:

— Сынок у меня народился, мамушка, сынок! Назвала Владимиром в честь старшего брата. Вот и внучек тебе будет!

Проснулась боярыня вся в слезах.

— Жива Настенька!

Но тут же и другие мысли стали душу бередить: за спиной дочери ей мужская фигура привиделась. Вроде, обнимал её. Что же выходит? Настасья при живом муже другого имеет? И как посмотрит святая церковь, что при живой жене князь на другой женится? От размышлений боярыня так душой изболелась, что в постель слегла.

Любомир, свято веря теперь в лекарские таланты Прозоры, улучил минутку и на свадебном пиру попросил её выбрать свободную минутку, к матушке зайти. Женщина особо медлить не стала, ибо каждый знает, как долго могут пировать да веселиться русичи!

Вылечить боярыню оказалось несложно. Да и сон её, по мнению Прозоры, вещий: Настенька жива. А то, что она вынужденно христианские законы нарушает, так господь за то не карает…

От её речей Агафья успокоилась, с постели поднялась, уговорила гостью наливочки попить. Перекусить чем бог послал. А потом сама болящая стала Прозору слушать да успокаивать, ведь и знахаркам без людского участия тоже не обойтись.

Князь Всеволод думал, что на пиру он — самый несчастный. На молодую жену ему даже глаза поднимать не хотелось, не то что обнимать да целовать на потеху гостям.

В свое видение у Прозоры князь поверил безоговорочно. Конечно, жена его не подстроила собственный плен, но как быстро она успокоилась с другим! Чем больше он об этом думал, тем хуже ему становилось.

Другой бы на месте Всеволода постарался забыть неверную жену. Ведь судьба устроила ему свадьбу с такой красавицей!

"Утешься с нею, Всеволод, и не думай больше ни о ком!" — так пытался уговорить он самого себя.

Увы, ничего не получалось.

Он даже представить себе не мог, что хуже всех на пиру чувствовала себя Ингрид, хотя она и виду не показывала, как ей тоскливо.

Всю жизнь — месяц назад Ингрид исполнилось пятнадцать лет — она страдала от одиночества.

Мать её умерла при родах, а отец долго не горевал, привел в дом другую жену — гордую, надменную красавицу.