Рабыня черных скал

Накрывает ее своим ртом… Она снова дергается, узнает эти губы, эти бесстыжие прикосновения… Она уже испытывала это удовольствие… Приближалась к его пику, но тогда, в купальне, насильно оторвала себя от него… А теперь… Теперь назад пути не было, только вперед. И она, не оглядываясь, ринулась навстречу, в прямом и переносном смыслах, громко вскрикнув от новых ощущений его языка на пирсинге, который посылал по телу дикие, болезненно– экстатические всполохи удовольствия.

– Какая вкусная,– шептал он, погружаясь в нее все глубже и глубже,– не оторваться… Я бы лизал тебя ночами напролет…

Прикусил ее чуть ощутимо, Иллирия вскинулась, закричала, со всей силы зажав кожу кисти руки между зубов. Не помогло… Он делал это снова и снова, пока что– то странное, первобытное, неподвластное пониманию не стало собираться волнами жара к ее женскому естеству… Она чувствовала нечто подобное там, в пустыне, в его руках, с завязанными глазами, горя от стыда перед номадом, но то, что происходило сейчас, было в разы сильнее… Ярче…

– Кричи, Лира… Кричи мое имя…– прорычал повелительно, задавая своим действиям такой темп, что она уже ничего не помнила кроме этого порочного языка и наглых, умелых рук.

Губы приоткрылись, выпустив наружу болезненный, рваный стон, а потом ее накрыла волна сладкого, убийственного взрыва, на осколки разнесшего ее поруганную честь, попранную гордость и неуместную сейчас нравственность… Перед этим чувством ошеломительного удовольствия меркли все иные… И ей было плевать, что потом наступит тяжелое, горькое похмелье… Сейчас она проживала эти эмоции, вытеснившие, наконец, из ее сознания все остальное…

– Эмиль,– шептала она и выгибалась. И впервые за все это время не было боли от утраты, унижения, собственной ничтожности… Все было неважно… Только это удовольствие, начало и конец всего… Низменное и возвышенное… Разрушающее и созидающее…

Ее тело все еще тряслось всполохами экстаза, когда на смену языку пришло другое чувство– наполненности. Лира ошарашенно распахнула глаза, почувствовав тяжесть его наваливающегося сверху тела и горячее дыхание у губ, а потом ощутила его в себе, на всю длину, сразу, без промедлений и колебаний. Больно не было… Было хорошо, сказочно хорошо… Словно так и должно было быть… Накаутированный переживаемым разум где– то далеко, на задворках, попытался было восстать, возразить, что она должна просто давать, а не получать удовольствие, жертвовать собой ради того, чтобы выжить и восстать из пепла, втайне ненавидеть и терпеть то, что он с ней делал, чтобы однажды отомстить, но тело во всеуслышание кричало об обратном… О своем единственном желании– принадлежать этому мужчине… Словно во всей Вселенной больше не было для нее иных желаний…

А потом он задвигался, и тогда Лира поняла, что звезды, рассыпанные на небе там, в пустыне, были ничем в сравнении с той феерией, какую приносили его толчки… Зверь собственнически подхватил ее под ягодицы, то и дело вжимая рукой ее тело в свое, и она отвечала со всей своей страстью. Выгибалась, подстраивалась, разводила бедра все шире, давая ему возможность почувствовать себя в ней еще глубже. Она ласкала руками его мощные, накаченные руки, обвитые выпуклыми венами, нащупывала многочисленные шрамы на спине, целовала его шею, всякий раз, при соприкосновении ее рта с его плотью вырывая из его глотки звериный рык. А потом снова наступило падение в сладкую, зовущую пустоту удовольствия. И на этот раз они падали вместе, цепляясь руками друг за друга, словно одновременно и спасая, и утягивая за собой…

– Лирраа…– рычал он, впрыскивая в нее свое семя,– моя Лира… Моя… Ты только моя… Его рычание звенело в ее ушах эхом, и от этого почему– то было не страшно, а хорошо… Словно в этом его рычании вожделения была скрыта хоть какая– то толика его власти над ней…

Эту ночь она запомнит навсегда… Полную жажды и насыщенности, боли и наслаждения, робости и бесстыдства… Он приучил ее к своему телу, подсадил на это нескончаемое, сладкое удовольствие, которое дарила близость с ним. Зверь брал снова и снова, давая себе и ей паузу лишь на то, чтобы жадно припасть иссушенными губами к кубку с водой или поменять позу… Лира охрипла, не хватало сил даже для стонов… Когда он в очередной раз довел ее до сумасшедшего блаженства, она могла только открывать рот бесшумно, словно рыба, трясясь от спазмов, сокращающихся внизу живота.

– Я видел много чудес на свете, но ты– самое яркое из всех,– шептал он ей на ухо, лежащей вниз животом, изможденной, испробованной. Давая его беззастенчивым глазам и рукам ласкать ее тело, все еще подрагивая от пережитого удовольствия…

– Ты рождена сделать мужчину счастливым, Лира… Твое тело– это подарок богов… Такое сокровище нужно прятать… Как же хорошо, что легенда сберегла твою невинность для меня, – сжал ее ягодицы собственнически,– все это будет только моим… Впереди длинные ночи, Иллирия… Я научу тебя всему… Обучу для себя… Настрою под свою руку, как певучий струнный инструмент…