Рабыня для чудовища востока (СИ)

— Вернемся к истокам, — рука блуждает по моей шее, — Когда солнце сотворило нашу страну, тут не было ничего. Абсолютно все наши предки выстраивали сами. Они тратили на это всю энергию. Защищали территорию от врагов. Система строится на полном и беспрекословном подчинении. Считается, что Владыку ласкает солнце и направляет его решения в верное русло. Но жар он не только распаляет, он сжигает. Так у наших волчиц пропало желание спариваться и материнский инстинкт. Они жаждали быть наравне с самцами. Хотели равноправия и отказывались оберегать домашний очаг. Участвовали в сражениях бок о бок. Вскоре изменилась и их внешность, становилось все сложнее в человеческом облике отличить самку от самца. Волки же жаждали продолжения рода, спаривания, это помогало им усмирять огонь внутри. Получился диссонанс. И даже если самок принуждали к семейной жизни под угрозой казни, на свет появлялись слабые дети, которые не приживались в Шантаре. И их приходилось отправлять в другие страны, дабы хоть так сохранить их жизни. Было и много смертей в младенчестве. Самки и самцы находились на разных полюсах и никак не желали взаимодействовать друг с другом.

— И это продолжается до сих пор? Ваши женщины так и не желают обзаводиться семьей?

— Верно. Проблема с годами не исчезла. Но она уже не стоит так остро, мы научились взаимодействовать. Бывают случаи, когда наши волчицы соглашаются на сношения, и даже вынашивают дитя, но после, они мгновенно теряют к нему интерес. Материнский инстинкт выгорел в них дотла. А вот в наших самцах, до поры до времени слишком сильна была тяга к семье, к истинным самкам. Зов, подогреваемый энергией солнца, был безудержным и неукротимым. Тогда как в волчицах он выгорел напрочь. Владыка, правивший в те времена, посоветовался с шаманами и принял решение избавить волков от мучений, обрезать при рождении связь с истинной, а вместе с ней и любые эмоции, испытываемые к самкам. Оставив только животную похоть, не подкрепленную ненужными эмоциями. Такой уклад не затуманивал рассудок воина и позволил сосуществовать нам в относительной гармонии с волчицами. А если волк примет решение обзавестись потомством, то он выберет себе человеческую самку, подходящую по здоровью и другим нужным ему параметрам, руководствуясь логикой, а не чувствами.

— Звучит все ужасно. С какой стороны ни посмотри, — в горле стоит горький комок, — Наши женщины, как вещи для плотских утех и сосуды для вынашивания детей. А отношения между волками и волчицами… у меня нет слов, — мотаю головой из стороны в сторону. — Да, ты только укрепил мои убеждения, Шантара — варварская страна.

— Провидец, живший во времена жестокого противостояния самок и самцов, предрекал, что это мера временная, — он говорит также тихо и проникновенно, словно не замечая злости в моих словах. — Настанет час, когда луна остудит жар солнца, принесет с собой гармонию и навсегда изменит мир Шантары. Имя ей — Бадрия.

— То есть он просто сказал? Ничем не подкрепив свои… ммм… видения? И откуда взялась эта статуя? — Алифар укладывает мою голову себе на колени.

Не сопротивляюсь. Я все еще нахожусь под действием этого места, хоть в мозгу отчетливо пульсирует осознание — отсюда надо вырываться. Бежать без оглядки. Мне никогда не понять и не принять эти устои. Нет, конечно, в каждой стране есть свои порядки, законы. Но для меня это неприемлемо. Тут отсутствует понятие семьи, я не верю, что это когда-то изменится. Устои, сложившиеся веками, процветающее рабство, это уже въелось оборотням под кожу. А Бадрия или луна, всего лишь легенды. А реальность — вот она тут.

Самое паршивое, то в чем я боюсь признаться даже себе — Алифар. Все что между нами происходило и происходит — это голая похоть. Он никогда не почувствует больше. Я могу сотню раз твердить себе, что не нуждаюсь ни в чем подобном. Но где-то в глубине замерзшего истерзанного сердца поселилась маленькая искра, и вот она тянется к нему, разгорается от малейшего прикосновения. Он пробуждает во мне нечто темное, неподконтрольное и одуряющее приятное.

И это слишком опасно. Если поддамся, грянет взрыв. И дальше меня уже не будет. Он опасен именно тем, что пробуждает во мне нечто слишком сильное и мощное, то чего сам волк никогда не испытает.