Рабыня Гора

За спиной Турнуса на стене висел огромный лук из гибкой ка-ла-ны с наконечниками из рога боска. Тетива не натянута, лежит возле, наготове, намотанная на желтую деревянную бобину. Рядом — массивный колчан со стрелами. Мне этот лук и не согнуть. Чтобы с таким совладать, нужна не просто мужская сила, тут требуется сила необычайная. Не только женщине — большинству мужчин с таким страшным оружием не сладить. Это традиционное оружие крестьян. Его так и называют «крестьянским луком». Еще у здешних крестьян в ходу дубина — огромная, длиной футов шесть, шириной — около двух. У стены, между желтым сундуком высотой около фута и рулоном груботканого полотна, стояли две такие дубины.

— И не отрывай губ от чаши, пока я не позволю, — велел Турнус.

Так я и замерла, склонив голову, прижавшись к чаше губами. Горианские рабыни не смеют ослушаться приказа.

— Турнус, — позвала стоявшая в сторонке на коленях плотная, крепко сбитая приземистая женщина в полотняном покрывале, его подруга из свободных. Явно недовольна.

Поблизости от хижины стояла конура, в которой Турнус держал своих девушек. Не одному же отправляться в поле!

— Молчи, женщина, — бросил Турнус.

На небольшом столике у стены лежал невзрачный бесформенный камень. Много лет назад Турнус, основавший здесь ферму, которой суждено было дать начало селению Табучий Брод, подобрал его на собственном поле. Однажды поутру он с луком за плечами, с дубиной в руках, с привязанным к поясу мешочком семян набрел на здешние места, и луга в долине Верла пришлись ему по душе. В родном селе он ухаживал за свободной девушкой и в драке переломал руки и ноги ее брату — вот и пришлось покинуть отчий дом. Девушка ушла с ним и стала его подругой. Отправились с ним и двое юношей и еще две молодые женщины, разглядевшие в костлявом верзиле будущего главу касты. Они скитались несколько месяцев, и вот однажды, преследуя стадо табуков, он попал в долину Верла и пленился здешними местами. Здесь животные переходили вброд реку. Он забыл об охоте, застолбил плодородный участок у реки и с оружием в руках стал у вбитого в землю столба — солнце подошло к зениту, потом медленно закатилось, и лишь тогда, наклонившись, он поднял с земли камень — камень с собственного поля. Теперь этот камень хранится в его хижине. Для Турнуса он стад Домашним Камнем.

— Турнус! — позвала его подруга.

Он и бровью не повел. С тех пор как она, покинув дом отца, ушла за ним из родного селения, миновали годы. Много лет. Как водится у крестьян, он оставил ее в своем доме. Она расплылась, раздобрела. Дороги назад, в дом брата, ей уже не было.

Я прижимала губы к чаше Турнуса. Он подвинул ее ближе к себе. Пришлось двинуться и мне.

Я знала: там, в конуре, он держит девушек.

Турнус силой не обижен, он из тех мужчин, кому нужно либо множество женщин, либо невероятно много — от одной. Скорее всего, подруга больше его не привлекает, а может, гордясь своей свободой, держится слишком уж независимо — вот он и не обращает на нее внимания. Мужчине проще всего разглядеть женщину, лежащую у его нот, умоляющую взглянуть на нее.

— А ты хорошенькая, — сказал, обращаясь ко мне, Турнус.

Прижавшись губами к чаше, я не отвечала.

— Как ее зовут? — спросил он у моего хозяина.

— У нее нет имени, — ответил тот.

— О, — протянул Турнус. — А хорошенькая, — добавил он. Его ладонь поползла по моей ноге.

Мелина, подруга Турнуса, сердито вскочив, вышла из хижины.

Я вздрогнула под бесстыдным прикосновением Турнуса. Губы от чаши отрывать нельзя, от его ласки мне не уклониться.

— Может, дать ей имя? — предложила Марла.

— А что, можно, — согласился, глядя на меня, один из помощников.

— Как насчет Дурочки? — спросила Марла.

Мужчины расхохотались.

— Или Нескладеха? — приставала она.

— Еще лучше, — похвалил помощник.

Как злилась я, как ревновала! Все ей с рук сходит! Заговори я вот так, без разрешения — сразу бы высекли. Она — высшая из рабынь.

— Правильно, — согласился хозяин, — она и дурочка, и нескладеха, но постепенно набирается ума, красоты и грации.

Услышав это, я залилась краской от удовольствия.

— Давай дадим ей имя, подходящее для рабыни, которая когда-нибудь научится доставлять удовольствие мужчинам.

Я не могла оторвать губ от чаши, не могла уйти от ласки Турнуса. Его прикосновения начинали возбуждать меня. Я — рабыня. Я над собой не властна.

Рассмеявшись, Турнус со своим крестьянским юмором тоже предложил два имени: оба очень выразительные, оба постыдные.

Мои бедра шевельнулись. Как я бесилась! Я — рабыня. Я над собой не властна.

Бесил меня и смех, которым приветствовали предложение Турнуса. Однако я знала: заблагорассудится хозяину дать мне такое грязное, непристойное имя — и мне придется на него отзываться. Это будет мое имя — и все.

— Давайте еще подумаем, — фыркнул хозяин. Он — не крестьянин, он — Клитус Вителлиус из касты Воинов города Ара.

Под прикосновениями Турнуса я начала совершать непроизвольные движения. Ничего не могла с собой поделать. Я — рабыня.

Хозяин взглянул на меня.

— А в предложении Турнуса что-то есть, — заметил он. Я застонала от отчаяния.