Читаем Race Marxism полностью

Поэтому стоит подчеркнуть, что в моем определении Критической расовой теории акцент сделан на слове "вера", поскольку ее взгляд на мир требует чрезмерного количества мрачной и пессимистичной веры. Несмотря на любые доказательства, приводимые против этих утверждений, Критическая расовая теория в конечном итоге придерживается мнения, что "расизм" является правильным объяснением всех различий в результатах одной расовой группы по сравнению с другой, когда "коричневые" расы и черные в среднем отстают от белых. Как выразился Кенди, "расовое неравенство - это доказательство расистской политики". Более того, он считает, что этот "расизм" присущ всем аспектам существующей социальной, культурной, экономической и политической системы, социально сконструирован и навязан белыми людьми, обычен, постоянен, имманентен прямо под поверхностью всех взаимодействий и социальных явлений, и был создан и поддерживается как таковой белыми людьми с целью сохранить ситуацию такой, даже если они об этом не знают. Как пишут Дельгадо и Стефанчик, "поскольку расизм продвигает интересы как белой элиты (материально), так и людей из рабочего класса (психологически), у больших слоев общества мало стимулов для его искоренения".

Критическая расовая теория придерживается этой вымученной точки зрения как базовой пресуппозиции - того, во что она верит до того, как к анализу будут привлечены доказательства, и как единственно верного способа интерпретации любых представленных ей доказательств. Любая другая возможная интерпретация различий в результатах групп отвергается как попытка системы исключить Критическую расовую теорию и приписать какую-то другую причину средних различий между одной расовой группой и другой. Именно так я хочу охарактеризовать Критическую расовую теорию: как систему убеждений, которая берет в качестве своего центрального занятия и интереса феномен, названный ею "системным расизмом", который, по ее мнению, детерминирует общество и группы людей в нем, организованные по "расовому признаку", как она его рассматривает. Стоит отметить, что это квалифицирует Критическую расовую теорию как фундаменталистскую веру. Когда вера интерпретирует все через призму конкретного религиозного текста, она демонстрирует то, что называется интратекстуальностью (весь анализ происходит внутри священного текста), что является признанной формой фундаментализма. Теория критической расы аналогичным образом является интрадоктринальной (весь анализ должен происходить внутри ее доктрины) и, следовательно, фундаменталистской в том же смысле.

На самом деле я бы пошел дальше и сказал, что Критическая расовая теория - это фундаменталистская религия (хотя и не очень хорошая). Я не хочу сказать, что Критическая расовая теория похожа на религию. Я имею в виду, что она таковой является, как с точки зрения того, как она верит и ведет себя, так и с точки зрения соответствующего правового стандарта. (Поскольку это относится ко всем критическим теориям, то, вероятно, справедливее будет сказать, что Критическая расовая теория - это конфессия в созвездии родственных религий). Подробности аргументов в пользу веры и поведения изложены в этой книге (и, вероятно, уже убедительны), но я добавлю, что, как только мы понимаем гегелевско-марксистский взгляд на историю и роль человечества в ней, становится практически неоспоримым, что сама история берет на себя роль божества для критических теоретиков. Юридический аргумент удивительно прост. Юридическое определение "религии" для целей Первой поправки в Соединенных Штатах простое, его дал Бен Клементс, написав для Cornell Law Review в 1989 году, по совпадению в тот же год, когда Критическая расовая теория появилась в монастыре из своей предыдущей интеллектуальной инкубации:

Религию можно определить как всеобъемлющую систему верований, которая затрагивает фундаментальные вопросы человеческого существования, такие как смысл жизни и смерти, роль человека во Вселенной, природа добра и зла, и которая порождает обязанности совести.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука