Рад, почти счастлив…

* * *

Без задержек и церемоний апрель вступил во владение Москвой и пригородом.

Крыши цвета мокрого асфальта, полный воды воздух, первые зонты – вот так вошёл этот месяц, еще хмуроватый, но знающий своё дело. Погодите, дайте только ему освоиться!

Сюжет весны переполнял Ивана. Он думал о нём по нескольку раз на дню – начиная с утра. Ещё не открыв глаз, не видя окна, не определив цвет неба и температуру воздуха, он знал погоду, из чего делал вывод о наличии в своём организме некоего метеорецептора, наподобие барометра. Едва проснувшись, лежал он и вытягивал из кучи голубых лоскутов то одно, то другое старинное впечатление. И особенно ярко вспомнилась бурая полянка с пятнышками мать-и-мачехи во дворе на Большой Грузинской, где они с Андреем провели детство. Как глупо, что весна первым делом селится там, где проходят трубы отопления. Что за нелепое потакание городу! На месте весны он бы вообще не захаживал в город! Пусть знают!

А между тем, эту весну ему хотелось держать на вожжах, чтобы не мчалась очертя голову. Чтобы успеть прожить основательно каждый её денёк.

Для полноты весеннего чувства он даже сгонял на дачу, поглядеть – много ли воды. Дом стоял притихший, как будто поблёкший, как будто даже подобравший полы – посередине великой апрельской лужи. Ивану захотелось стиснуть в объятиях этот дом. Наверное, он и стиснул бы, став на миг великаном, если бы не увидел под карнизом гнездо. Какие-то мелкие птички собрались в этом году жить с ними под одной крышей. «Ура!» – воскликнул он мысленно и повёз новость домой.

А дома, во дворе, подумал: и здесь хорошо! Как будто сдуло с земли гарь мелких человеческих безобразий – дыма, шума, брани. В глаза била одна весна.

И особенно хороша бывала весна по утрам во вторник и пятницу, когда Иван возил Макса на занятия. Это были подготовительные курсы при гимназии. Оля намеревалась отдать в неё Макса на следующий год, конечно, если они всё-таки не переедут за город. Причастность к такому важному этапу в биографии ребёнка вдохновила Ивана. Он с удовольствием вписал это маленькое утреннее мероприятие в поредевший реестр своих будней и теперь дважды в неделю, устроившись возле кабинета на банкетке, ухом и сердцем приникал к занятиям Макса.

Ему нравилось слушать, как ровно раскладываются месяцы – в четыре группки по три, и как легко поддаётся сортировке животный мир. «Максим, как ты докажешь, что на картинке апрель?» – спрашивала учительница, и Иван испытывал блаженство от того, что апрелю и в самом деле есть доказательства.

С удовольствием выслушивая Максовы уроки, он вспоминал столпы солнечных лучей на дачных лугах – в них был тот же порядок. И ему было жаль, что в детстве родители не сумели увлечь его естественными науками, а отдали сына на съедение фантазии. Да, тут ничего не попишешь, – фантазия растерзала Ивана. Тогда как если бы он увлёкся химией или биологией, ясный мир физических явлений сообщил бы ясность уму и сердцу. Пожалуй, его могла бы привлечь география со своими счастливыми подразделениями – геологией, гидрологией, метеорологией. Ну да что жалеть! Теперь главное – не упустить Макса.

И он думал о том, как трудно не упустить Макса, и как ещё труднее не упустить Костю. А не упустить себя – это вообще нечеловеческий труд. И очень хочется, очень нужно с кем-нибудь поделить его. Но никто, кроме незримой правды, к которой обращаешь молитву, тебе не поможет.