Рад, почти счастлив…

И хотя Иван надеялся, что шутка сойдёт ему даром, через полчаса у двери раздался знакомый Олин звонок, чуть более лиричный, чем всегда.

– У меня есть желание! – сообщила она безо всяких вступлений. – Я подумала: чего мне надо для счастья? Надо, чтобы из памяти стёрлась вся дрянь – это первое. И второе – чтобы всё хорошее никуда не делось. Можешь ты это сделать?

Иван хотел отшутиться, но Оля смотрела на него неотрывно, как на вечный огонь.

Тогда он позвал её на кухню, включил чайник и, ни говоря ни слова, поставил на стол чашки и сахарницу. Оля молчала тоже.

Кипение чайника, как песочные часы, отмерило время раздумья. Наконец, Иван заварил чай и, сев напротив Оли, произнёс:

– Я так думаю, всё плохое стирается раскаянием и прощением, это понятно. Плохое так и так в вечность не пустят. Не пройдёт оно фэйс-контроль. А хорошее – наоборот. С ним пойдём. Так ведь и сказано – копите сокровища на небесах… Так что, в общем, не о чем волноваться! – заключил он неуклюже, но бодро.

– А почему ты решил, что всё это так? – спросила Оля, грея свои ледяные руки о горячую чашку. – У тебя есть достоверные сведения?

– Достоверных сведений нет, – сказал Иван. – Но ведь мы можем надеяться…

Оля смотрела настойчиво. Видно, ей всё-таки хотелось достоверных сведений.

Решающая реплика по-прежнему была за Иваном. Уже много раз, почти каждую встречу с Олей, он чувствовал этот «матч-бол» – возможность одной фразой завершить старую жизнь и открыть новую.

«Потом… – решил он, откладывая подвиг. – Не сейчас. Позже…»

Допивая чай, они поговорили о школе, в которую на будущий год отправится Макс. Наконец, Оля вздохнула:

– Ладно… Спасибочки за чаёк. Пойду спать, – и, поднявшись, направилась к двери.

* * *

Со всеми вещами, лекарствами, с прибором для измерения давления и снятыми с подоконников ящиками рассады, бабушка, дедушка и разочаровавшаяся в полковнике мама открывали дачный сезон. В тёплую субботу без дождя Иван перевёз их. Началось ещё одно райское лето его жизни.

На работу он уезжал после завтрака и возвращался к ужину. К пробкам относился по-родственному, потому что и сам не любил торопить жизнь. Удовольствие же, какое доставляло ему привозить из пекарни, что возле работы, пакет душистых булок на всё семейство, стоило того, чтобы ездить за ним в Москву.

В свободные от офиса дни, под присмотром деда, он обшил остаток стен, так что бабушкин день рождения праздновали на обновлённой террасе.

Хороший ли это знак, Иван не гадал. После всех тостов, после чаепития и мытья посуды, он подошёл к имениннице и просил её совершенно серьёзно, чтобы она жила до ста лет, на что бабушка с ответной серьёзностью согласилась.

– Только, – сказал она, – ещё пойди договорись с дедом.