Ради братий своих… (Иван Федоров)

Темнело здесь как-то сразу, без долгих сиреневых сумерек, столь привычных с детства для Федорова. В эти поздние часы, когда черное небо искрилось тысячами ярких звездочек, а за монастырской стеной еще злее шумела река, предавались они дружеской беседе. Вспоминали Москву, рассказывали о жизни своей. С горечью рассказывали монахи о злодействах турок, о бесправии родного народа.

— Счастье без свободы невозможно, — говорили они, — как невозможна свобода без знаний. А ум без книги что птица без крыльев. Вот и получается, мастер, что твои книги сейчас очень нужны…

За работой и беседами незаметно подошел и грустный день расставания.

Нигде не задерживаясь, никуда не сворачивая, торопился Федоров в Острог к своему печатному стану. И всю дорогу звучали у него в ушах напутственные слова мудрых старцев:

— Верим, Иван, что книги принесут людям знания, помогут обрести свободу и счастье. Благословен твой труд, мастер…

Печатный дом острожский

ождливой осенью 1577 года вернулись княжеские посланцы и из других мест. Теперь приглашенные князем ученые и монахи из ближних православных монастырей могли приняться за окончательное исправление перевода Библии. Во главе этой важной работы встал Тимофей Михайлович, человек очень начитанный и сведущий.

Не теряли времени даром и печатники. Опытный плотник начал собирать второй печатный стан, а сам Федоров с Гринем готовили матрицы для отливки новых красивых шрифтов. Не только русского, но и греческого. Мастер и помощник понимали друг друга с полуслова, и работа спорилась, но теперь Федоров порой вдруг ощущал какое-то неудобство в отношениях с Гринем. Гринь был чем-то недоволен, торопливо и небрежно исполнял порученное ему дело. Мастер утешал себя — это по молодости, это пройдет. Но однажды, когда Федоров попросил Гриня переделать неудачные формы для отливки греческого шрифта, Гринь раздраженно бросил:

— И так хороши! Все равно неизвестно, когда за них деньги заплатят. Я вот вывеску купцу нарисую и сразу богаче тебя, мастер, стану.

— Гриня, да ведь это книга…

— Книга, книга… Видать, с труда праведного не наживешь дома каменного… Надо и о себе подумать. Один раз живем, мастер…

Обдумав все, Федоров решил заключить с Гринем соглашение: помощник имеет право свободно заниматься на стороне малярными, столярными и другими ремеслами, но никому никогда не имеет права, кроме как для печатника Федорова, вырезать буквы и готовить шрифты.

Подписи под соглашением стали подписями о прекращении дружеских отношений. Видимо, опять ошибся он, старый мечтатель, желая увидеть в Грине наследника и продолжателя своего дела. Один, снова один…

Конечно, князь скуповат и не очень охотно дает деньги. По его разумению, можно вполне пользоваться шрифтом, отлитым еще во Львове, и вовсе ни к чему тратить золотые на новый шрифт. А своих денег на отливку нового шрифта у него, Федорова, нет.

Выход он все же придумал: заложить свою Львовскую типографию ростовщику Якубовичу, на полученные деньги купить бумагу. Напечатать «Азбуку», немного дополнив и расширив по сравнению со Львовской. Шрифт он возьмет свой старый, от первой «Азбуки», а мелкий греческий — из того, что уже частично приготовил для будущего издания Библии.

Книжка эта понадобится для учеников славянской школы, которую князь открыл в Остроге. Во имя будущей работы, чтобы угодить ясновельможному пану, на обороте первой страницы он специально напечатает герб князей Острожских.

И печатник начинает спешить с исполнением своего плана. Он даже поручает набирать текст ученикам. Только бы быстрее, быстрее… Наконец 18 июня 1578 года новое издание книги, именуемой по-гречески «Альфа вита», а по-русски «Аз буки первого ради научения детьского», готово.

На обороте титульного листа — в раме из аканта щит с гербом князя Острожского: в левом нижнем поле — стрела с полукружием на конце, полумесяц и шестиконечная звезда; в верхнем левом поле — Георгий Победоносец; в верхнем правом — всадник с обнаженной саблей; в нижнем правом — стрела с поперечиной и полукружием на конце. Над щитом — рыцарский шлем с опущенным забралом.

На последних страницах Федоров добавил: «Сказание» о том, как Кирилл Философ впервые составил славянскую азбуку и первым перевел греческие книги на славянский язык. Рукопись этого сказания подарили ему на прощанье монахи Рильского монастыря. И, набирая «Сказание», Федоров вновь и вновь припоминал черные южные ночи, неумолчное рокотание горной речки и долгие ночные беседы…

Князь был доволен. Как же, он — покровитель науки и искусства. И посему милостиво дал денег на отливку нового шрифта. План удался. Только вот собственная печатня Федорова во Львове по-прежнему осталась в залоге. А когда удастся ее выкупить, пока неизвестно.

К весне 1579 года трудившиеся у князя ученые, или, как он их называл, Академия, торжественно объявили, что закончили исправление одной из важнейших частей Библии — Нового завета. И теперь Федоров, не дожидаясь другой части — Ветхого завета, может приступить к печатанию.