Ради красоты

Лучше бы её били, страшно и долго. Мать визжала, кричала что-то неразборчивое, будто в неё вселился бес. Нет, ей было не успокоиться, пока она окончательно не избавится от этого яда.

Больше Янита не плакала, ослабела, сникла, в ошалевших глазах её гасли последние отблески безмятежной, нерушимой радости. До самого утра так и простояла, молчаливая, потусторонняя. И неотрывно, пристально вбирала кровоточащие травяной краской стены.

Назавтра в полицию поступил анонимный звонок, женщина сообщала, что в урне возле почты лежит сумка с гранатами. К счастью, в этот день никто не погиб, и ничего не изменилось, кроме того, что на свет появилась картина «Девочка с гранатой». Тридцать лет спустя картина, где мать со сверкающими от ужаса и ярости глазами на побелевшем лице, как вкопанная, стоит на месте, не понимая, умрёт ли она сегодня, будет подарена единственной в Димитровграде галерее и оценена в пятьдесят тысяч долларов.

Янита БЕЛОВА

1990-2020Девочка с гранатой. 2011 г. Бумага, масло, уголь
Поступление: если говорить о той разноцветной фантазии, что повисла точно топор над приговорённым, то все только и делают, что без конца дёргают сосцы и называют ласковым словом «мать». А должны бы сплестись сферами и укрыть собой землю. Гармонизируют (перечеркнуть, написать гармонируют). Любят. Радуются. Танцуют (перекроить на что-то духовное, может быть, сострадают?).

Реклама

Рядом с лицом старой женщины разместили шприц с инъекцией, в растрескавшейся улыбке читается:

– Со временем ты забываешь, как было на самом деле, а помнишь лишь отголоски эмоций и чувств. Моё вечное равнодушие стёрло память. Но ты не считаешь, что ты плохой человек, ты перестаёшь хоть что-то о себе думать. Незачем. Остаётся только верить снам, они гораздо значительнее и честнее. Но даже они зависят от яви.

Гнездо

Именно с этого времени для Яни настала череда немыслимых открытий, что не только мир, но и близкие люди будут чинить для неё препятствия. Что существует некая грань между бодрствованием и фантазиями, реальностью и разноцветным сиянием. И если ты сам не в силах отделить одно от другого, то что-то чужеродное и упрямое сделает это за тебя.

Яня сидела на скамейке детской площадки, правое плечо последние дни нещадно болело, таблетки не помогали, оставалось только бесполезно массировать его другой рукой. Яните нравилось слушать, как звенел детский смех, в нём вспыхивал и усмирялся свет, в нём скрывались ответы и отражалась любовь. Яня жадно впитывала его, не умея остановиться. Прошло не больше минуты, а она уже не злилась на мать, не гневалась на людей, которые создают оружие, она наполнялась благодарностью к этим от природы щедрым детям.

– Костя, не играй с этим мальчиком, он научит тебя плохому, вон как у него лицо расцарапано, – донеслось с соседней скамейки.

Янита тут же сжалась и, вскочив с места, побрела домой. Нельзя так, нельзя так с детьми, – всё думала она, пока мимо пролетали голоса с «купил», «получил», «сделал». И только она испугалась, что может стать голосом, раздалась музыка. Уличные музыканты играли так, словно слились воедино волны, ветер и стрекот цикад. Она положила им в шапку последние тридцать шесть рублей, ведь они сумели продолжить детских смех, и потому свет сегодня победил. Об этом нужно было рассказать всем, какой цвет сможет передать этот тон, может быть, краска из мальвы?

– Богдан, пойдём со мной! – крикнула она, едва перешагнув за порог. – Там музыканты…

Богдан выглядел страшно раздражённым, он торопился на день рождения к другу.

– Терпеть не могу уличных музыкантов, – выпалил он. – И где мой шарф, в конце концов?! Я сколько раз тебе говорил не трогать мои вещи?!

Янита погрустнела.

– Почему?

– Потому что у них нет слуха! А ты что по улице шлялась вместо того, чтобы работу искать?

Янита виновато опустила голову.

– Ела хотя бы?

Снова запнулась, а затем, всё так же не поднимая головы, произнесла:

– Да, йогурт покупала.

– Врёшь?

– Нет, тридцать шесть рублей стоил. В магазине у парка. Не веришь, проверь! – с вызовом произнесла она, пугаясь собственной лжи.

– Ну, – промямлил Богдан. – Дождись меня, я ненадолго, – накинув куртку, вышел из квартиры.

Оставшись одна, Яня достала последний лист и, в упоении напевая музыку, болезненным взмахом провела кистью с синей краской. Сразу заструилась детская живость, зашевелились под пальцами струны и разразилась благодать.

*