Ради любви

Морщины на лице миссис Мок стали глубже.

— Кто это?

— Мой сын. — Лорен улыбнулась, но улыбка вышла грустной. — Джонни.

Миссис Мок протянула руку и дотронулась до его головки. Потом со вздохом прислонилась к дверному косяку.

Лорен узнала этот звук. Звук поражения. Ее мать вздыхала так все время.

— Уже стемнело. Я пришла узнать, не сдается ли здесь квартира?

— У нас все забито. Ты с Джонни можешь переночевать у меня в свободной комнате.

Лорен едва стояла на ногах.

— Спасибо.

Миссис Мок провела ее к себе. На какую-то долю секунды Лорен почувствовала, что ее прошлое и настоящее слились. Квартира миссис Мок как две капли воды была похожа на ее прежнюю квартиру — тот же пластиковый столовый гарнитур, тот же грубый ковер. По обе стороны от цветастого дивана стояло два раскладных кресла.

Миссис Мок прошла на кухню. Лорен уселась на диван и вынула Джонни из переноски. Он тут же начал плакать. Она переменила ему памперс и снова завернула в одеяльце, но он не унимался. Его пронзительные крики заполнили крохотную квартиру.

— Пожалуйста. — Лорен принялась его качать. — Я знаю, ты не голодный.

Только когда миссис Мок вернулась с двумя чашками чаю, Лорен поняла, что плачет. Она вытерла слезы и постаралась улыбнуться.

Миссис Мок опустилась в одно из кресел.

— Какой он маленький.

— Ему всего два дня.

— И ты пришла сюда искать ночлег. Ах, Лорен… — Миссис Мок наградила ее сочувствующим взглядом, который был так хорошо знаком Лорен.

Лорен посмотрела на Джонни.

— Все было готово для усыновления, но… я не смогла его отдать.

— Я вижу, как ты любишь его. — Голос миссис Мок смягчился. — А его отец?

— Я тоже его люблю. Вот почему я здесь. — Глаза Лорен наполнились слезами. — Простите. Это гормоны. Я все время плачу.

— Где ты была все это время, Лорен? Я помню женщину, которая за тобой приходила.

— Анджи Малоун. — Ей больно было произносить это имя.

— Я знаю, я просто старая женщина, которая сидит весь день дома и смотрит старые фильмы, но мне показалось, она любит тебя.

— Я разрушила ее любовь. Я обещала ей ребенка, а потом сбежала ночью. Теперь она меня ненавидит.

Миссис Мок откинулась на спинку кресла, сузив глаза и изучающе глядя на Лорен. Наконец она сказала:

— Закрой глаза.

— Но…

— Закрой. И представь свою мать.

Она мысленно увидела ее. Мама, с платиновыми волосами, с когда-то красивым, но теперь огрубевшим лицом, лежит на диване в мини-юбке, с сигаретой в руках.

— Представила.

— Вот что бывает с женщиной, когда она убегает.

Лорен открыла глаза и посмотрела на миссис Мок.

— Я видела, как ты выбивалась из сил, чтобы не упустить свой шанс в жизни. Ты носила домой рюкзаки, набитые книгами, работала на двух работах и поступила в Феркрест. Ты платила за квартиру, когда твоя непутевая мать спускала все в баре. Я возлагала на тебя надежды, Лорен. Ты знаешь, какая это здесь редкость?

Лорен снова закрыла глаза, на этот раз представив Анджи. Она стояла на крыльце, глядя на океан, темные волосы развевались на ветру.

— Тебе есть куда пойти? — спросила миссис Мок.

— Я боюсь.

— Лорен, поверь мне. Я знаю, куда ведет дорога, в начале которой лежит страх. Ты тоже это знаешь.

— А вдруг она не сможет меня простить?

— Иди. Ты же умная девочка. А вдруг сможет?

— Ты же журналист, черт побери. Найди ее.

— Анджи, я даже не знаю, с чего начать. Парень на автобусной станции не помнит, чтобы продавал ей билет. В ее старой квартире живут другие люди. Домовладелец тут же повесил трубку, когда я спросил о Лорен. В приемной комиссии Университета Южной Калифорнии сказали, что она отказалась от стипендии. Ума не приложу, куда она делась.

Анджи нажала кнопку кухонного комбайна. Блендер взвыл. Ее сестры уверяли, что готовка успокаивает. Это был третий черничный пирог. Еще немного такой терапии, и она взвоет.

Конлан подошел к ней и поцеловал в шею.

Анджи вздохнула:

— Мне страшно думать о том, что она одна. Она еще ребенок и нуждается в заботе.

— Теперь она мать. От детской роли придется отказаться.

Анджи повернулась и положила руки ему на грудь. Его сердце спокойно и ровно билось под ее ладонью. Он поцеловал ее.

— Лорен знает, что ты ее любишь. Она вернется.

— Нет, — возразила Анджи. — Она думает, что я никогда не прощу ее. Мать не научила ее нескольким важным вещам. Лорен не знает, как прочна бывает любовь, она знает только, что ее легко потерять.

— Знаешь, что меня удивляет? Ты ни разу не упомянула о ребенке.

— Жаль, я не сказала ей, что в глубине души догадывалась о том, что она не сможет его бросить. Быть может, тогда она не убежала бы ночью.

— Ты сказала ей самое главное. Когда она родила, ты сказала, что любишь ее и гордишься ею. Когда Лорен перестанет ненавидеть себя за то, что ей пришлось сделать, она вспомнит твои слова. И вернется. Быть может, мать не научила ее тому, что такое любовь, но ты научила.

Он всегда это умел: говорить именно то, что ей нужно было услышать.

— Я говорила тебе, что я очень тебя люблю, Конлан Малоун?

— Говорила. — Он покосился на духовку. — Сколько времени печется эта штука?

Анджи захотелось улыбнуться.

— Пятьдесят минут.

— Достаточно, чтобы проявить себя. Может, даже дважды.