«Трудный и славный путь по дорогам минувшей войны прошел южноуралец Иван Михайлович Кузнецов. Мы воевали с ним на Курской дуге и Украине, в Молдавии, Румынии, Польше, на территории фашистской Германии. Не один десяток раз летал я с ним на боевые задания и всегда восхищался его летным мастерством, мужеством. Иван Михайлович наносил чувствительные штурмовые удары, добывал командованию важные разведданные. Он отличался разумной боевой инициативой.
Помню, в районе Константиновки, на Украине, ведя воздушную разведку, он обнаружил засекреченный немецкий аэродром, немедленно сообщил об этом на командный пункт. Налетом нашей штурмовой авиации аэродром вместе с находившимися на нем самолетами был уничтожен. В районе города Бельцы мы вышли с ним на железнодорожную станцию, произвели аэрофотосъемку, а затем атаковали объект, создав несколько крупных очагов пожара. Через день мы обнаружили колонну немецких танков, продвигавшихся в сторону фронта. Сообщили координаты на командный пункт. Колонна была разбита.
А сколько Кузнецов истребил живой силы противника, невозможно подсчитать. Да, это был настоящий летчик-штурмовик!
Он трижды попадал в руки к гитлеровцам, мы трижды «хоронили» его, а он возвращался в полк и продолжал истреблять фашистскую нечисть…»
Мчится по рельсам электровоз. Машинист Иван Михайлович Кузнецов смотрит на мигающую стрелку скоростемера:
— Сто! — говорит он, обращаясь к помощнику, и в голосе его чувствуется восторженная нотка.
— Зеленый.
— Вижу зеленый…
В локомотивном депо станции Челябинск издан приказ:
«За долголетний добросовестный труд, в связи с 50-летием со дня рождения и 25-летием непрерывной работы на железнодорожном транспорте, наградить машиниста электропоезда Кузнецова Ивана Михайловича Почетной грамотой».
Ударник коммунистического труда Иван Михайлович Кузнецов и сегодня — на передовой линии.
Л. Н. СУРИН,
журналист
ГВАРДИИ РЯДОВОЙ
Было это на Украине осенью сорок третьего года. 36-я гвардейская стрелковая дивизия шла почти безостановочно уже вторые сутки. По грязной, распаханной сотнями колес дороге непрерывной вереницей тянулись на запад войска. Шагали пехотинцы. Обгоняя их, проносились танки, двигалась артиллерия.
Пушки вязли на подъеме, разминали глину, и рослые, как на подбор, артиллеристы, обливаясь потом, помогали лошадям.
— Раз, два, взяли! Еще раз, взяли! — наводчик Иван Кукарин сбросил шинель на зарядный ящик и налег плечом на щит орудия.
— Сарабаев! Давай веселей, друг! — крикнул он скуластому черноволосому крепышу.
Сузив чуть раскосые глаза, Сарабаев, заряжающий орудийного расчета, улыбнулся в ответ и крепче ухватился за обод колеса. Пушка выкатилась на взгорок.
Кукарин рукавом вытер взмокший лоб и огляделся вокруг. Бугристая степь была выжжена солнцем и вымочена дождем. Высокие пирамидальные тополя по краям дороги и вербы в глубине балок начали желтеть. Ветер рвал листья, кружил над неглубокими балками, пересекавшими степь.
Мертва была земля. Отступая, враг угнал с собой жителей, сжег дотла села. То тут, то там виднелись следы жестоких боев. Застыл посреди поля обгоревший «тигр» со свороченной набок башней. Распластал покореженные от удара о землю крылья самолет с черными крестами на фюзеляже. Уткнулась в придорожный кювет брошенная легковая машина с награбленным добром. Кукарин увидел на заднем сиденье узел, из которого выглядывали детские башмачки, и нахмурился.