Ради мира на земле

«Привет из Польши. 1944 год.

…Начали наступление и прорвали оборону севернее Гомеля. Прошли Бобруйск, Минск, Барановичи, Брест. Стоим в Польше. Люди встречали нас дружественно. Некоторые умеют говорить по-русски. Особенно старые интересуются о всех наших делах и вообще о нашем государстве. От Ивана за это время не получал ни одного письма. С приветом ваш сын Сугоняев».

Шура снял шлем, положил его на гусеницу и ласково погладил броню.

— Что, достается тебе? Ничего. Вот закончится война, отремонтируют тебя как следует, покрасят и будешь ты…

— Живым примером. А на броне — вот тут — прибьют табличку: «На этом танке сражался за Родину Герой Советского Союза Александр Сугоняев», — обхватив за плечи друга, навалился на Шуру сзади Иван.

— Сугоняев, Чмелев, к комбату! — услышали друзья.

Командир роты, капитан В. И. Букин был уже там. Командир батальона склонился над картой:

— Вам поручается ответственное задание. Нужно провести разведку боем.

— Ясно, товарищ майор, — козырнули танкисты.

— Подождите, не спешите. Учтите, что это не просто бой… Особенно вы, Сугоняев.

Командир батальона незаметно улыбнулся. Он любил этого спокойного, но в то же время отчаянного парня. За два года боев о Сугоняеве заговорили в роте и батальоне как о мастере стремительных танковых атак. Бои под Брестом, в Минске были особенно жестокими. Танк Сугоняева всегда вырывался вперед, обнаружив огневую точку противника, уничтожал ее.

Командир батальона ниже склонился к карте.

— Вот за этим лесом их зона наблюдения. Дорог там нет, место почти открытое. Нам нужно выявить все огневые точки. Расшевелите-ка немцев, чтоб каждая пушка заговорила.

…Над лесом сгущаются сумерки. Становится все темнее. Обогнув несколько пехотных колонн, танки идут по ухабистой дороге. Кончаются наши позиции. Сугоняев останавливает машину, глушит мотор.

— Товарищ капитан, знаете, что я придумал? Постоим чуть-чуть. Фашисты сейчас успокоятся, дремать начнут. Мы и выйдем на них развернутым строем, да еще глушители снимем. Они в темноте-то и не поймут, сколько нас, откуда.

Букин молчит. Потом передает по радио на КП:

— Товарищ майор, достигли опасной зоны. Есть такое мнение…

Шура, не отрываясь, смотрит в лицо командира роты. Он любил его. Капитан не давал им покоя ни днем ни ночью. Еще в училище гонял их так, что с онемевшими руками и ногами вылезали из танков. А как учил их искусству маскировки, стрельбы с разных позиций. Сколько знал поучительных примеров! В ученье он был строг, но зато в минуты отдыха — веселый и славный, танкисты не отходили от него. И петь был мастер, и рисовать. И теперь Шура с напряжением смотрел в лицо капитана, стараясь понять, принят ли совет его.

— Есть, выполняем! — услышал, наконец, он.

— Хорошо предложил Сугоняев. Только приказано еще маскировку сделать — веток на башни.

И вот танки встают в одну линию. И в сумерках они становятся похожими на большие кусты.

— Снять глушители, — приказывает капитан.

— По машинам!

Страшный рев разрывает вечернюю тишину. Он заполняет все. И не поймешь, с какой он стороны. Фашистская артиллерия начинает беспорядочный огонь. Сугоняев не знал, что в это время на командном пункте комбат говорил своему заместителю:

— Молодцы! А Сугоняев? Вот чертов сын. Ловко придумал. К награде его!

В том бою танк Сугоняева подбили. Был убит Иван Чмелев, тяжело ранен капитан Букин.

* * *

В сражениях и маршах не замечал Шура, как идет время. Много друзей потерял, одноклассников, с которыми уходил добровольцем. Из дома горькую весть получил: брат сгорел в танке. Стал еще молчаливее. В коротких передышках сообщал родным:

«Жив, здоров, нахожусь, как вы знаете, на передовой линии. Письма от вас получаю часто, но самому много не приходится писать…»

По скромности своей не писал Шура о том, что награжден орденом Отечественной войны I степени, что спас командира, что зовут его в роте мастером стремительных атак. Все был недоволен собой, все ему казалось, что где-то делает промах. Где? Почему снаряды попадают в борт? Значит, он не так маневрирует?

Достав из полевой сумки блокнотик, Шура нарисовал танк, пушку. Потом начал «бросать» машину из одного конца листа в другой.

Стрелок-наводчик Борис Леонов улыбнулся:

— Никак в художественную школу после войны собираешься? Рисунок-то — класс. В детсаде ребятишки чуть-чуть похуже рисуют…

— Нет, — Шура не обиделся на шутку товарища, — закончу десятилетку и на инженера пойду учиться. А это я смотрю, как он мне в борт попадает.

В маленький уральский городок шло короткое солдатское письмо: