Ради раба

– Да у меня что-то кислородное голодание или переедание, что там в горах бывает, не проходит, – ярко улыбался Антей. – Не могу в себя прийти, голова тяжелая.

– В этих горах ничего не бывает, это не самые высокие горы, – улыбнулся Рахма.

– Ну, как бы то ни было. На меня как-то они плохо повлияли, – Антей прикрыл глаза, подаваясь к Рахме, случайно проведя ресницами по мокрому плечу мужчины.

Рахма обнял любовника за плечи. Ранцуз улыбнулся и открыл глаза, помотал головой.

– Странное ощущение, – Антей вдруг рассмеялся, упал назад, в воду. Рахма поймал его за бедра, развел ему ноги.

– Так еще страннее, – смеялся ранцуз, поднимаясь к мужчине, и глядя ему в глаза. – Да? – проворковал он.

Вечером, Рахма ушел, Элон и Ад скрылись у себя, Антей вышел в ночь, кивнул Парису. Мужчина вышел за другом.

– Я влюбился, давай, лечи меня, – сказал Антей, вперив светлый взгляд в Париса. – Ты сказал, чтобы я сразу тебе говорил, когда влюбляюсь. Вот, говорю.

Антей вдохнул сладко-свежий запах тропической ночи, нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– Понятно, – Парис сел на траву. – Ну, любить, таких, как Рахма, нормально и естественно. А вот влюбляться нет. Я бы советовал перевести это в восхищенное приятельствование, ну знаешь, как с нашими фирокамскими такими.

– Да знаю! Я не хотел, как-то оно само, – развел руками Антей. – Это чертов остров нашептал. Я как-то забылся. Она еще какая-то тяжелая такая. Обычно, когда влюбляешься, чувствуешь себя легко и ясно. И больно только когда они уходят. А тут, словно на тебя сеть какую-то набросили, какое-то вязкое такое счастье, что не можешь думать ни о чем. Даже о Рахме не можешь думать, просто западаешь, смотришь в одну точку, и чувствуешь эйфорию.

Парис повел головой.

– Понимаю. Ну, давай посмотрим.

Мужчина посмотрел на Антея, мысленно потянул с него тонкую алмазную сеть наслаждения. Антей глубоко вздохнул, сознание прояснилось.

– О, спасибо. Слушай, но как же там невозможно хорошо.

– Еще бы, – кивнул Парис. – Но это накинутое от Рахмы. Не твое.

– Да? – удивленно возмутился Антей. – Как это?

– Не знаю, – пожал плечами Парис. – Я не знаю, осознанно это или нет. Специальная эта магия, чтобы тебя увлечь, или просто нормальное ощущение от них, с которым ты согласен.

– Как от этого защищаться? Я умею отвлекаться, как ты учил, когда его нет рядом. А вот такое скинуть я не могу. И почему, например, от Ламброна такого не было? Ну или от кого-то, там.

– Ламброн высокоответственный. Он лишний раз не вступает с людьми в коммуникацию, он знает, что физически влияет на людей, поэтому даже пытается там изобретать какой-то электрический нейтрализатор. Остальные, обычно, не поддерживают такую любовь к себе. А Рахме ты нравишься. Поэтому он кинулся со всей своей дурной силой на тебя.

Антей оперся о пальму, посмотрел на друга.

– Ты что-то такое говорил, почему лучше не отвечать на такое «нравишься»? Да?

– Ты не помнишь, да? – хмыкнул Парис.

– Я не могу все помнить! – возмутился Антей, – ты все время говоришь что-нибудь и это все важное. Я тебя потому везде с собой и таскаю, чтобы ты мне напоминал!

Парис рассмеялся. Антей посмотрел на него несколько секунд сдерживая улыбку и тоже рассмеялся.

– И что мне теперь делать-то? Я совсем увязну, как всегда, – Антей презрительно к самому себе скривил губы.

– Ну, я вот тебе говорил учиться в эмоциональный ноль и от плюса и от минуса…

– Ну все уже, перестань! Я уже не научился! Не надо только сейчас, что вот ты для таких случаев и говорил. Давай, у тебя же всемогущее колдовство! Сделай что-нибудь, Парис.

Санскай вздохнул.

– Сделай что-нибудь, – задумчиво сказал мужчина. – Заставь тебя разлюбить саму жизнь. Тебя. Наркомана. Заставь не кидаться в наслаждение.

Антей достал сигареты спокойствия, закурил, затянулся, нервно скривился и затушил сигарету.

– И курить не хочется. Ни радость, ни спокойствие.

– А чего хочется?

Антей томно откинулся на шершавую пальму спиной. Улыбнулся.

– Не знаю, сейчас, вроде, мыслю ясно, а сердце не на месте, такой мучительно-счастливый подъем. Ну, влюбленное предвкушение счастья. Словно все наполнено смыслом, и какой-то глупый страх все потерять. Хотя что все? – Антей хмыкнул.

– И чтобы могло удовлетворить это томление?

– Да кто его знает? – выругался Антей.

– Ну, появись Рахма здесь сейчас? Стало бы лучше?

Антей задумался, привычно начал мять в руках палочку спокойствия, но не закуривал.

– Да, наверное, – хмыкнул он, посмотрев на Париса. – Да. Только это не желание. Ну, какое-то такое, увидеть, обнять.

– Аха. Понимаю. Ну, давай так, я морок сниму. И сейчас выведу тебя в эмоноль. А ты запомнишь как это, и при Рахме будешь туда уходить.

– Это я буду тверд, как скала?

– Нет, ты будешь просто ясно мыслить и чувствовать, оценивая то, что есть, а не что тебе кажется или хочется. Давай, представь, что ты смотришь на свое тело со стороны. Где ты находишься, относительно тела?..

Упражнение заняло полночи. Но, как обычно, после «колдовства» Париса, Антей не был уставшим. Но в ноле Антей, без эмоций, знал, что любит Рахму.