Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове

— Мы первые пойдем! — оба ответили вдруг, словно сговорились.

— Хорошо! Я и надеялся на вас. Прикиньте, кого еще можно? В ком вы уверены? Впрочем, есть список, взгляните. — Григорий вынул из конурки, сооруженной в печи, кирпич и достал бумажку.

Оба просмотрели ее.

— Правильно. Все наши, надежные ребята! — сказал Кононов.

— А ты что скажешь, Сергей?

— Я не всех знаю... Те, что распространяли листовки, годятся. В них уверен.

— Хорошо. Еще подумаем... — Григорий взял бумажку, спрятал ее в конурке и снова аккуратно прикрыл кирпичом. Потом прошелся по комнате и сел к столу.

— Завтра вам придется, ребята, «заболеть». Завтра в десять утра вы, да и те, что ездили в Тайгу с листовками, должны быть в казенном лесу. Будем учиться стрелять. Усвоили?

Оба кивнули.

— Вот и хорошо. А сейчас еще одно дело. Двенадцатого, в Татьянин день, в Железнодорожном собрании намечен большой банкет. Соберется вся интеллигенция города.

— Знаем! — чуть не закричал Кононов. — Я приволок полсотни пригласительных билетов.

— Вот молодчина! — радостно воскликнул Григорий. — Это поможет нам туда проникнуть. Надо превратить собрание в митинг протеста. Выступить с речами. Взбудоражить всех. Рассказать о кровавых событиях в Петербурге.

— Но ведь там соберутся господа, — возразил Кононов. — Чего перед свиньями бисер метать?

— Погоди, погоди, Кононов, — остановил его Григорий и нахмурил черные брови. — Ты же читал Ленина «Что делать?».

— Читал... Вместе с Костриковым читали.

— Как ставит вопрос товарищ Ленин?

— Ленин пишет, что надо идти во все классы населения, — заговорил Сергей, — и в качестве агитаторов, и в качестве организаторов.

— Вот, вот, — поддержал Григорий. — Надо и интеллигентов перетягивать на нашу сторону. Вы должны позвать туда ребят с курсов, студентов, рабочую молодежь. Да побольше! Чтобы задать тон. А уж насчет речей — не беспокойтесь. — Григорий подошел к стене, стукнул три раза, и в комнату вошел высокий, крепкий человек с небольшими усиками, с зачесанными назад русыми волосами.

— Знакомьтесь, это Николай Большой! — представил Григорий. — Он и произнесет первую речь.

Николай Большой пожал руки обоим и, кивнув на лежавшие на столе пригласительные билеты, спросил:

— Они?

— Они самые! — подтвердил Григорий.

Тот взял один билет, взглянул.

— Здорово разрисовали.

— Так ведь нынче празднование Татьянина дня совпадает со стопятидесятилетием Московского университета.

— Вон как! Это важно! — усмехнулся Николай Большой. — Полтора столетия выпускников университета учат служить народу: нести ему знания и культуру, а большинство печется лишь о собственном благополучии да угодничает перед властями.

— Погоди, Николай. Речь будешь произносить там, в Железнодорожном собрании. Здесь же мы должны договориться о главном: как все организовать.

— А чего договариваться? Человек сорок — пятьдесят войдут по билетам, а остальные ввалятся так — и сразу митинг! Первое слово мне.

— А если председатель не позволит?

— Скинем этого председателя, назначим другого.

— Больно ты ретив, Николай, — остановил Григорий. — Боюсь, как бы не сорвалось это дело.

— Так ты же придешь! Вот и руководи! Тебя и выберем председателем, — расхохотался Николай Большой.

— Ладно, на месте будет виднее, как действовать, — согласился Григорий. — Вы, ребята, возьмите половину билетов с собой: раздайте кружковцам, студентам и своим, что на курсах. Только выбирайте смелых людей, которые бы поддержали нас. Зовите как можно больше народу, только не к восьми, как намечено, а к девяти.

4

Кононов и Костриков не знали, что члены Томского комитета РСДРП имели связи с некоторыми врачами, учителями, адвокатами, даже учеными, которые симпатизировали революционной борьбе и поддерживали ее. Именно эти люди информировали комитет о подготовке банкета и обещали поддержку его посланцам на митинге, который мог возникнуть стихийно.

Кто-то из них и выкрикнул фамилию Потанина, когда организатор банкета адвокат Головачев предложил избрать председателя.

— Правильно! Просим Григория Николаевича! — поддержали несколько голосов, и раздались аплодисменты.

Почтенный старец с белой бородой поднялся и занял председательское место. Все знали, что еще сорок лет назад Потанин был арестован и просидел три года в тюрьме, а потом был приговорен к пяти годам каторги. Как и за что его судили, уже все забыли. Но его уважали как ученого и общественного деятеля.

Потанин сказал краткую речь о том, как сто пятьдесят лет назад Татьянин день — день открытия Московского университета — превратился в студенческий праздник.

— И вот с тех пор, господа, — продолжал он, — выпускники университетов собираются двенадцатого января, чтобы отметить свой праздник и еще раз напомнить всем о той высокой миссии, которую они призваны выполнять. Прошу, господа, подняться с бокалами и выпить за наш праздник стоя.

Все поднялись, выпили, прокричали «ура», и торжество началось...