Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове

Сергей посуровел: «Бедная Лиза. Из-за меня ей не удалось доучиться...»

«...Дом нам пришлось продать, теперь сами живем на квартире. Если бы не болела бабушка, так ничего бы. Все думаем и плачем о тебе. Ведь ничего, ничего не знаем».

«Да, жалко их. Горюют. Надо написать срочно». Он сложил письма и пошел на кухню, где ждала его Ульяна Веденеевна.

За едой, за чаем проговорили до полуночи. Уже когда Сергей вышел из-за стола, Ульяна Веденеевна достала из буфета пакетик.

— Вот, Сережа, это тебе. На днях приходила барышня, велела передать лично.

Сергей разорвал пакет, увидел деньги и записку. В ней было всего несколько слов:

«Здесь оставаться нельзя. Немедля выезжай в Новониколаевск. Михайловская, дом с голубыми наличниками. Скажешь: «Я из Томска». Деньги — на дорогу и на первое время».

Перечитав записку несколько раз, Сергей достал спички и сжег ее, а деньги в пакете сунул в карман.

— Ну, что, Сережа? Что пишут?

— Уезжать мне надо, Ульяна Веденеевна.

— Неужели? Когда же?

— Думаю, завтра с ночным...

5

К дому с голубыми наличниками Костриков подошел в сумерки, постучал негромко.

Вышел хозяин — пожилой человек в железных очках. Посмотрел пристально:

— Вам кого?

— Я из Томска... — тихо сказал Костриков.

— Проходите. Ждем! — приветливо распахнул калитку хозяин. Он провел гостя в чистенькую горницу, где пахло геранью и свежевыскобленным полом.

— Посидите тут, я сейчас пошлю за Отцом, — сказал он и вышел...

Минут через двадцать он вошел вместе с широкоплечим бородатым человеком, одетым по-деревенски. Сказал доверительно:

— Знакомьтесь, это Отец.

Костриков взглянул на широкую русую бороду, спускавшуюся почти до пояса, на свежее, с веселыми голубыми глазами лицо и, с улыбкой пожав крепкую руку, назвал себя.

— Отец, — в ответ добродушно пророкотал бородач. — Так свои меня кличут. Так и ты зови.

— Хорошо...

— Значит, из Томска? — глуховато покашливая, начал расспрашивать Отец. — Слышно, только из тюрьмы?

— Да. Потому и уехал. Боялся — будут следить...

— Ладно. Примем по-братски. Работы много. Люди нужны. Больше половины наших по тюрьмам да по острогам... Пока поживи здесь, а потом определим...

Истосковавшись в тюрьме, Костриков с жаром отдался пропагандистской работе. Бывал на заводах, участвовал в массовках на островах. Но однажды пришел к Отцу расстроенный, злой.

— Что с тобой, Сергей?

— Плохо дело, Отец. Мне с моей меченой оспой рожей и здесь больше нельзя показываться. Еле на извозчике укатил от сыщика.

— Значит, выследили... Плохо. На днях арестовали двоих на заводе, а теперь охотятся за тобой. Завтра я тебе достану билет до Иркутска, с двадцатичасовым и махнешь...

Весну 1909 года Костриков встретил в Иркутске. Как-то ночью проснулся словно бы от пушечной стрельбы. Вскочил и понял: на Ангаре ломается лед. Пошел полюбоваться дикими силами стихии. Долго смотрел, как могучая река крушила лед, несла тяжелые льдины.

«Вот так бы и нам развернуться и сокрушить царизм...»

Иркутская организация понесла большой урон. Работы было много. Костриков уже настроился на большие дела, но неожиданно из Томска пришла тревожная весть: седьмого апреля на Аполлинарьевской обвалился потолок тайной типографии. Объявлен розыск по всей России.

Костриков, загримированный под приказчика, с поддельным паспортом на имя Сергея Миронова выехал во Владикавказ — там были верные люди...

Глава четырнадцатая

1

Несколько часов, сидя у окна вагона, Костриков любовался Уральскими горами. Они то надвигались отвесными каменными утесами, то отдалялись, переходя в зеленые лесистые увалы. А когда поезд, петляя, поднялся на перевал, горы отошли далеко голубоватыми волнами. Казалось, что в чаще лесистых гор застыло, окаменело лазурное море, окутанное легкой дымкой... Но вот исчезли округлые горы, и опять без конца и края потянулись леса со светло-зелеными и бурыми пятнами полей.

«Вот она, матушка-Россия! Ширь и даль неоглядная, а где найти приют — не знаю. Кавказ далеко, но, наверное, уж и туда послан запрос и сообщены приметы. Только приеду, а меня цап-царап — и по этапу обратно...»

— Подъезжаем к Вятке! — объявил кондуктор, проходя по вагону.

Костриков встрепенулся.

«Наш губернский город, а я и не бывал в нем. Надо хоть в окно посмотреть. Наверное, здесь сейчас живет Саня Самарцев. Вот бы увидеться...»

Проехали Вятку. С болью в сердце смотрел Сергей на родные поля и луга, на тихие озера в лесу, вспоминал детство в Уржуме, покойную мать, бабушку, сестер.

Мимо по коридору прошли навьюченные вещами женщина и мужчина, ведя за руки ребятишек.

— Какая станция сейчас?

— Котельнич!

— Неужели? — Сергей прильнул к стеклу. За лесом показались золотые купола церквей, небольшой городок и широкая голубая река. «Вятка!» — сердце сжалось от радости и боли. «Если сойти и сесть на пароход, то к ночи буду в Уржуме. Бабушка и сестры ждут не дождутся».

Пока стояли в Котельниче, он все думал о будущем.

«Может быть, зря еду во Владикавказ. Город административный. Чиновники да военные. Промышленных предприятий там, наверное, нет. Может, остаться в Москве?..